На пороге Тьмы - Андрей Круз (2010)

— Мне тоже пополниться надо, — сказал и Федька. — Давай, дохавали — и почесали.

В Горсвете с бумагами оказался полный порядок, мы числились откомандированными по всем правилам и процедурам, претензий быть не должно. Власов, которого мы встретили у отдела кадров, побурчал немного по поводу того, что на ходу приходится списки личного состава переделывать, но больше ничего не сказал, тем более что мы сами ему поплакались на неожиданный и вроде как ненужный перевод. Патроны в оружейном складе тоже выдали без проблем — правда, мне отнеся их на зарплату, поскольку СКС за мной не числился. Ну да ничего, нам и так сойдет.

Закинув Федьку в общагу и пожелав ему поразить воображение счастливой избранницы матерными частушками в самом мастерском из возможных исполнений, я сначала заехал домой, оставив карабин и патроны, и уже потом покатил на аэродром, естественно, — куда же мне еще.

— На вылете, — сказал Марат, запуская меня на территорию. — И Настя на вылете, и Николай. В честь погоды с утра летают, уже в четвертый раз. Подождешь?

Я глянул на небо, заметно темнеющее, спросил:

— А не темновато летать?

— По времени уже возвращаться должны, — сказал он, глянув на часы на стене. — Пора.

Выловив из висящей на боку противогазной сумки техническое описание самолета По-2, я присел на скамейку в импровизированной курилке — с этого места хорошо просматривалась посадочная полоса.

«…Управление делится на ручное — для управления рулями глубины и элеронами и ножное — для управления рулем направления и костылем при рулежке на земле. Связь между управлениями достигнута в ручном управлении — посредством промежуточной тяги между передним и задним ручным управлением…»

Давно как-то учебников читать не доводилось — усваивается медленно и как бы даже со скрипом. Жизнь коммерсанта, каковым я долго являлся, развивает гибкость ума до невозможных величин, но сильно уменьшает его глубину.

Вдалеке послышался треск мотора, и вскоре я увидел заходящий на посадку биплан, слегка покачивающийся в потоке бокового ветра. Самолет плавно коснулся земли, прокатился немного и удивительно ловко развернулся у самого ангара — я даже не понял, каким образом. Поток воздуха от пропеллера погнал облачка мусора прочь от полосы, затем двигатель несколько раз чихнул, пропеллер закрутился все медленней — и встал, упруго покачиваясь, как на пружинах.

Настя выбралась из кабины, спрыгнула с крыльца и сказала Марату:

— В задней кабине мешок с почтой, забери и отвези в НКВД. И Сергею скажи, чтобы опять песка в балласт досыпал, там теперь килограмм на тридцать меньше. Дорогой, соскучился?

Это уже мне было адресовано, а я и вправду соскучился. Я как-то по ней успеваю соскучиться минут через пять, после того как мы в очередной раз расстаемся. Такая вот, понимаешь, быстро возникшая зависимость в тяжелой и острой форме.

— Ты уже все на сегодня? — спросил я ее, поцеловав в холодные после полета губы.

— Почти что. Так, журнал заполнить осталось — и можно домой. Я голодная, кстати, там что-нибудь есть?

— Откуда? — удивился я вопросу. — Заедем по дороге, купим что-нибудь. А так только чай.

Мы поднялись по лестнице в их дежурку, жарко натопленную от небольшой печки, притулившейся в углу. Настя, распахнув дверцу металлического шкафчика, начала снимать комбинезон, теплый и массивный, без которого летать было бы невозможно в открытой машине.

— Был у Милославского? — спросила она, усевшись на табурет и натягивая вместо высоких сапог на меху свои «турики».

— Был, — кивнул я. — Перевели официально, меня и Федьку.

— И что думаешь?

Вопрос конкретным не выглядел, но его настоящий смысл был мне понятен. Поэтому я ответил:

— Думаю, что я на правильном пути. Что-то за всем этим есть наверняка.

— Предчувствие? — уточнила она.