Смерть Ахиллеса - Борис Акунин (2000)

М-да, конспираторы из защитников престола неважные. Ахимас взял у кельнера телефонный справочник и посмотрел, что за абонент числится под номером 211. Надворный советник Петр Парменович Хуртинский, начальник секретной канцелярии московского генерал-губернатора. Неплохо.

Через два часа курьер доставил в гостиницу запечатанную депешу. Телеграмма была короткой:

«Блондинка, серо-голубые глаза, нос с небольшой горбинкой, худощавая, стройная, рост два аршина четыре вершка, бюст небольшой, талия тонкая, на правой щеке родинка, на левой коленке шрам от падения с лошади. NN»

Про левую коленку и родинку было лишнее. Главное, что определился типаж: худосочная блондинка небольшого роста.

– Скажи-ка, любезный, тебя как звать?

Нумер 19-ый смотрел на кельнера как-то неопределенно, словно бы смущаясь. Служителю, человеку бывалому, этот тон и выражение были очень хорошо знакомы. Он убрал с лица улыбку, чтобы не смущать постояльца излишней понятливостью, и ответил:

– Тимофей, ваше степенство. Не будет ли каких поручений?

19-ый (по книге – купец первой гильдии из Рязани) отвел Тимофея от конторки к окну, сунул рублевик.

– Скучно мне, братец. Одиноко. Как бы того… скрасить. Купец захлопал белобрысыми ресницами, порозовел. Приятно иметь дело с таким деликатным человеком. Кельнер развел руками:

– Чего же проще, сударь. У нас в Москве веселых барышень в избытке-с. Прикажете адресок подсказать?

– Нет, не надо адресок. Мне бы какую-нибудь особенную, чтоб с понятием. Не люблю я дешевых-то, – воспрял духом рязанец.

– Есть и такие. – Тимофей принялся загибать пальцы. – В «Яре» поет Варя Серебряная – авантажная девица, со всяким не пойдет. Имеется мамзель Карменсита, очень современная особа, с ней по телефону договариваются. В «Альпийской розе» поет мамзель Ванда, с исключительным разбором барышня. Во Французской оперетке танцорки две, Лизетт и Анизетт, оченно популярны-с. Теперь среди актрисок…

– Вот-вот, мне бы актрису, – оживился 19-ый. – Только на мой вкус. Я, Тимофей, дебелых не уважаю. Мне бы стройненькую, с талией, умеренного росточка и чтоб непременно блондинка.

Кельнер подумал и приговорил:

– Тогда получается, что Ванда из «Розы». Блондинка и тоща. Но успех имеет. Остальные по большей части в теле. Ничего не поделаешь, сударь, мода-с.

– Расскажи-ка мне, что за Ванда такая.

– Немка. Обхождения благородного, себя ценит дорого. Живет одна, в номерах «Англия», с отдельным входом. Может себе позволить-с – по пятьсот целковых за удовольствие берет. И переборчива, только с тем идет, кто понравится.

– Пятьсот целковых? Однако! – Купец, похоже, заинтересовался. – А где бы мне, Тимофей, на эту Ванду посмотреть? Что за «Альпийская роза» такая?

Кельнер показал в окно:

– Да здесь, близехонько, на Софийке. Почитай, каждый вечер поет. Ресторанчик не особенный, с нашим или хоть со «Славянским базаром» никакого сравнения-с. Больше, извиняюсь, немчура ходит. А наши-, русские, разве на Ванду поглазеть. Ну, и кто с серьезными намерениями – ангажировать.

– И как же ее ангажируют?

– Тут свое обхождение, – с удовольствием принялся описывать Тимофей. – Надобно ее сначала за стол пригласить. Но так подозвать – не сядет. Перво-наперво букетик фиалок послать, да обернуть сотенной. Мамзель на вас издали поглядит. Если сразу не понравитесь – сотенную назад пришлет. А коли не вернула, значит, подсядет. Но это еще полдела-с. Может присесть, поболтать о том, о сем, а после все равно откажет. И сотню уж не вернет, раз время потратила. Говорят, она этими отказными сотнями больше, чем пятисотенными зарабатывает. Так уж она себя поставила, эта самая Ванда.

* * *