Ведьма - Камилла Лэкберг (2019)

Люди, увлекающиеся конным спортом, говорят, что важно найти общий язык с лошадью; но для Билла так же обстояло дело и с яхтами. Он не воспринимал их как мертвые, бездушные предметы. Порой ему казалось, что он лучше понимает яхты, чем людей.

– Скоро поворачиваем к ветру, – сказал Билл, и они его поняли.

Впервые возникло чувство, что все они – одна команда. Нет худа без добра, как говаривал его отец, – отчасти так было и в этом случае. Однако цена оказалась слишком высока. Утром он звонил в больницу, чтобы узнать о состоянии Амины, но эти сведения сообщали только родственникам. Оставалось надеяться, что отсутствие новостей – уже хорошие новости.

– Отлично, поворачиваем!

Когда паруса заполнились ветром и натянулись, ему пришлось сдержаться, чтобы не завопить от радости. Это был самый красивый поворот за все время тренировок. Они управляли яхтой, словно отлаженный механизм.

– Отлично, ребята! – с чувством произнес Билл и поднял вверх большой палец.

Халил просиял, остальные расправили плечи.

Они напоминали ему старших сыновей, которых он тоже учил ходить под парусами. Но вот брал ли он с собой Нильса? Этого Билл не мог вспомнить. Младшему он не уделял столько внимания, сколько Александру и Филиппу. И вот теперь настал час расплаты.

Нильс стал для него чужим. Билл не понимал, как человек с такими убеждениями и такой злобой мог вырасти в их с Гуниллой доме – в доме, где законом была толерантность. Откуда у Нильса его представления?

Накануне вечером, придя домой, Билл решил поговорить с Нильсом. Поговорить начистоту. Сорвать корку со старых ран, прорвать гнойник, лечь ниц, попросить прощения, дать Нильсу высказать ему свое разочарование и гнев. Но дверь была заперта, и сын отказался открывать, когда он постучал. Лишь включил музыку так громко, что стены затряслись. В конце концов Гунилла положила руку Биллу на плечо и посоветовала ему подождать. Дать Нильсу время. И она наверняка права. Все образуется. Нильс еще молод, до конца не сформировался…

– Поворачивай к дому! – крикнул Билл, указывая в сторону Фьельбаки.

* * *

Сэм сидел над тарелкой с йогуртом, уткнувшись в телефон. Хелене больно было смотреть на него. А еще ее пробирало любопытство – где он был с утра?

– Ты так много времени проводишь с Джесси, – сказала она.

– Да. И что?

Сэм отодвинулся на стуле и отошел к холодильнику. Налил себе большой стакан молока и залпом выпил. Внезапно он показался ей таким маленьким… Кажется, прошло всего несколько недель с тех пор, как Сэм бегал по двору в коротких штанишках, прижав к груди любимого игрушечного медвежонка. Интересно, куда девался тот мишка? Джеймс наверняка его выбросил. Он не любил, когда в доме хранились вещи, которыми больше не пользовались. Хранить что-то из-за сентиментальных воспоминаний – такого в его мире просто не существовало.

– Просто мне кажется, что это не очень-то разумно, – сказала Хелена.

Сэм покачал головой.

– Мы ведь решили не обсуждать это. Ни с какой стороны.

Мир сдвигался с места, стоило ей подумать об этом. Хелена закрыла глаза, и ей удалось заставить мир остановиться. У нее было время потренироваться. Тридцать лет она прожила в эпицентре шторма. В конце концов ко всему можно привыкнуть.

– Просто мне не очень нравится, что вы так много времени проводите вместе, – сказала она и сама услышала, что ее голос звучит почти умоляюще. – Думаю, и папе это не понравится.

Раньше этого аргумента хватало.

– Джеймс, – фыркнул Сэм. – Он ведь скоро уезжает?

– Да, через пару недель, – ответила она, не в силах скрыть облегчение.

Несколько месяцев свободы. Передышка. Самое нелепое – Хелена знала, что Джеймс ощущает то же самое. Они – узники в тюрьме, которую сами выстроили. А Сэм – их общий заложник.

Сын отставил стакан.

– Джесси – единственный человек, который меня понимает. Тебе этого не понять, но это так.