Искупление - Юлия Ларосса (2016)

— Это не моя лошадь! — обратилась с возмущением я к великану.

— Твоя кобыла нам по душе, — нагло ухмыльнулся тот, — ты езжай на этом.

— Что?! — я оторопела от возмущения.

Он больно сжал моё плечо и смрадным дыханием прошипел мне в лицо:

— Езжай на этом коне, пока можешь! Не то пешком пойдёшь иль останешься с нами, красотка!

Я горько всхлипнула, но сделала попытку взять себя в руки. Сев на коня, я уже почти пришпорила его, как громила ухватил меня за поводья и прогремел:

— Как приедешь, отпусти лошадь! И попробуй только запереть его в конюшню — всех заберем!

Я дёрнула поводья, но он их не опускал, пока не получил в знак моего согласия кивок головы.

Глава 35

Главное — верить

Когда я добралась в больницу, город уже проснулся. У входа меня ждали репортёры. Но я не слышала вопросов и смотрела мимо них. На мои поиски уже собирали группу людей. Телефон надоел своим жужжанием. Меня кто-то звал по имени, но я проигнорировала и направилась прямиком в палату к Виктору. Я бежала. За руку меня схватил Себастьян, однако увидев мой взгляд, проходящий сквозь него и мертвенно бледное лицо, он опешил:

— Что с тобой? — испугался он.

— Пусти меня! Потом! — я говорила спокойно.

Он разжал пальцы, и я продолжила свой путь под всеобщими молчаливыми взглядами. Уже входя в палату, я бессознательно опустила с головы платок. От всеобщего возгласа я поняла, что они увидели состояние моих волос. Всё равно. Мой кошмар длится уже три года, я проделала очень длинный путь и видела то, что нормальным назвать никакой нет возможности. Мне драгоценна была каждая секунда, поэтому я лишь ускорилась.

В комнате было несколько человек, кто именно я не понимала.

— Уходите! — собственный голос — жёсткий и спокойный — звучал как будто со стороны.

Вслед за ушедшими я закрыла дверь на ключ, но слышала, как за стеною собираются люди. Их волнительные голоса доносились до меня. Я не отводила глаз от Виктора. Ему было хуже. Это было заметно по хрипу его дыхания, по неестественной черноте лица, по вздрагиванию тела. Очень быстро, из последних сил сдерживая свои эмоции и отгоняя неверие, я подошла к нему. На ходу сорвала с себя пальто и достала пузырёк.

— Сейчас, мой хороший… Сейчас, любимый… — шептала я, пока открывала крышечку флакона, дрожащей рукой.

Сорвав бинты, я увидела жуткую, гниющую рану. Подавив приступ тошноты, я сняла маску с его лица и, приподняв голову Виктора, поднесла к его синеватым губам лекарство:

— Выпей, мой милый. Тебе легче станет, я обещаю!

Влив содержимое ему в горло и убедившись, что он его проглотил, я промокнула кусочек бинта и стала наносить зелье ему на рану. Оно было густоватой субстанцией жёлтого цвета. Где-то далеко в моём воспалённом разуме мелькнула мысль о том, что жидкость почти прозрачна, без странных компонентов, что вкидывала цыганка. Дыхание Виктора стало ещё более тяжёлым и хриплым, его стал бить крупная дрожь, но я не останавливалась. Он застонал.

— Потерпи немножечко, ещё чуть-чуть…

Я уже закончила наносить средство на рану, когда наконец заметила, что в закрытую дверь громко колотят и что-то кричат. Словно во сне, я, не отрывая глаз от Виктора, услышала звук трескающегося дерева и ломающейся двери. Машинально посмотрела на ввалившихся через выломанный дверной проём мужчин, которые увидев меня, спокойно сидящую, замерли в недоумении. Я перевела взгляд снова на Виктора, который стал ещё более неспокойный. Теперь его трясло, он метался в постели, хрипел и стонал.

— Что… что вы сделали?! — вскричал доктор.

— Злата, чёрт возьми, что ты натворила? — вторил ему Себастьян.

— Он умирает! — воскликнул ещё кто-то.