Искупление - Юлия Ларосса (2016)

Чьи-то руки попытался оттянуть меня от Виктора, но после моего дикого вопля они отшатнулись в стороны. Я не понимала, что делаю. Знала лишь одно: никто не должен подходить к нему! Нельзя мешать целительному действию добытого мною цыганского противоядия. Я оберегала метающегося Виктора, накрыв его собой.

— Злата… — ласково и спокойно начал Себастьян Эскалант и сделал медленное движение в мою сторону, но громогласный голос герцогини остановил его.

— Не трогай её, сын!

Как в тумане, я увидела вплывающую в комнату Ньевес. Она окинула взглядом всех присутствующих здесь. Только на миг задержавшись на моих полубезумных молящих глазах, она обратилась к Себастьяну:

— Думаю, здесь слишком много людей. Прошу вас, разойдитесь, господа. Здесь дела семейные. Все документы и разрешения мы подпишем, доктор Каприно!

Я, словно дикая кошка, защищающая своё, потеряла интерес к происходящему, почувствовав перемену в состоянии Виктора. Его тело выгнуло дугой, потом сильно затрясло и враз… Всё прекратилось. Он стал бездыханным. Начался просто какой-то кошмар! Мой крик практически оглушил тех, кто стал оттягивать меня от него. Ругань, плачь — всё перемешалось в одну шумную массу. А я не могла отвести взгляд от мертвеннобледного лица Виктора.

Нет, она не могла меня обмануть! Он не может умереть! Только не так! О боже, нет!.. Рыдая, я повисла на держащих меня руках, пока не почувствовала успокаивающие объятья тётушки.

— Поплачь, милая, тебе это нужно! — она гладила меня по голове и тихо приговаривала. — Со слезами уйдет часть боли, плачь, родная моя.

— Тихо! — вдруг раздался громогласный выкрик Давида Эскаланта, и все, резко замолчав, уставились на него. Я подняла заплаканное лицо к неестественно побледневшему доктору, который склонился к Виктору.

— Он дышит.

Словно ужасно реальный кошмар вдруг оказался сном. Не веря свои ушам и не чувствуя ничего, кроме трепетной надежды, я поднялась, не без помощи тётушки. Казалось, всё вокруг замолчало и притихло. Пока тишину не нарушило ровное и спокойное дыхание Виктора Эскаланта и звук, оповещающий о стабильно бьющемся сердечке, словно мы все наблюдаем за мирно спящим человеком.

— Жив… — только и повторяла я.

Никто не сопротивлялся, когда медработники стали спешно выпроваживать нас из палаты. Мы нетерпеливо ожидали вестей от них под дверью. Себастьян избегал моего взгляда, да и я не настаивала на разговоре с ним. Прислонившись к стене, я, устало прикрыв глаза, спустилась на пол, не обращая внимания на протесты тётки. Я так устала, но не могла позволить себе больший отдых. Нельзя оставлять его надолго.

Прошла, кажется, целая вечность, когда дверь отворилась и появился доктор. Мы кинулись к нему, но он, словно жестокий палач, пытал нас молчанием, пока медленно закрывал за собой дверь.

— Предварительные анализы показали, что в крови значительно меньше ядовитых элементов, — наконец начал он. — Судороги прекратились, дыхание стабилизировалось. Количество яда мы будем проверять каждый час… Признаюсь, в моей практике таких случаев не было.

От счастья я чуть было не лишилась чувств и, наверное, всё-таки упала бы, если бы не тётушка, поддерживающая меня.

— Я не знаю, сеньорита, — обратился ко мне врач, — что вы ему дали, и не могу осудить вас. Но и не одобряю ваш поступок.

Отказываясь идти отдыхать, я сидела под палатой Виктора. Меня больше туда не пускали. Доктора и медсестры не покидали его, он был под строгим наблюдением. Я ждала, кусая губу до крови и заламывая пальцы. Рядом была моя тётя и семья Эскалант. Ньевес уже не плакала, просто сидела, глядя перед собой. Давид и Себастьян о чем-то тихо беседовали, бросали на меня настороженные взгляды. У меня было такое впечатление, что они решили, будто я сошла с ума. Это было не обидно, ведь у меня было такое же подозрение.