Сегодня – позавчера - Виталий Храмов (2016)

Идя обратно, задумался. Сейчас я стану живодёром. Никаких эмоций это во мне не вызывало. А ведь я сегодня убил человека. Тот немец, у ворот, ещё дёргался, к поясу с пистолетом тянулся. Снайпера недоработали. «Грязная», неаккуратная работа. Пусть темно, но в упор же, по неподвижной цели! Вот, критикую ребят, а у самого – ноль эмоций. Слышал, что люди блюют, когда производят первого жмура. Синдром новобранца. А тут – как просто в морду дал, потряхивает от избытка адреналина. Никаких угрызений совести. Я – убийца. Киллер. Не знал. А может, я потенциальный маньяк? Сейчас вот человека планирую разделать, как свинью, хотя сам даже свинку ни разу не заколол, держал только, пока отец резал.

– Кадет, скажи ему – будет говорить – домой поедет, но воевать не будет. А будет молчать – будет больно-больно умирать.

Не верит. Ну что ж. Доверие надо заслужить. Левую лодыжку немца перетянул его же ремнём, чтобы кровью не истёк и стал отпиливать ему ступню. Кадет сразу стал рыгать в темноту, возня разведчиков прекратилась – смотрят. Немец вертится, как юла, но это лишь ему хуже – рваный срез получится. Вопил в кляп, захлёбываясь. Вот и он затих – сознание потерял? Так не пойдёт!

– Воды принесите, в себя его приведите. Он не должен пропустить ни секунды этого «удовольствия». Ишь, малохольный! Как девок наших насильничать, так это он в сознании. А от ответа отлынивает.

Честно говоря, меня самого подташнивало слегка. Но это сначала. Теперь нет. Пока приводили в сознание немца, покурил.

– Очухался, малохольный? Как гимназистка, сомлел. Кадет, переводи. Спроси – он убедился, что я шутить не буду?

Немец закивал.

– И в плен мы сдаваться не будем. Мы – их смерть. Мы пришли им капут делать. Так и будет «капут». Это их слово. Будет говорить?

Я взял обломок пилы, сел на корточки. Немец был бледен, как мел, но молчал, вытаращив на меня свои глаза. Пожав плечами, я опять принялся пилить мягкую ногу.

– Будет говорить?

Немец закивал. Вынули кляп – и он стал «вещать». О том, что он ни в чём не виноват, что ему приказали и т. д. и т. п.

– Старая песня урки. Ничего не переводи. Он не виноват, не он такой, а жизнь такая. Этого нам не надо. Как по делу начнёт трепаться – тогда и переводи. А все эти заверения в ангельской безгрешности для архангела Гавриила оставь. Лучше спроси – что за часть, сколько их, чем вооружены, где штаб и кто командир.

Постепенно разговор перешёл в деловое русло. Выяснили, что в селе при полустанке окопался мотоциклетный батальон в составе двух рот, у них три миномёта, больше десяти пулемётов, несколько бронетранспортёров и пара танков. Плацдарм у моста удерживает рота этого же батальона и противотанковая батарея. Это на нашем берегу. А на том берегу – сапёрная рота, рота связи и батарея 20-мм зениток (слово «флак» Кадет перевёл как «флаг»). И это всё? А остальные части их «панцердивизион» – отстали, добивая окруженцев. Глупо. Разумнее было бы наоборот. Но оказалось, как пояснил наш «язык», что только танки могут сдержать прорывы из окружения. Видимо, в окружении наши части бьются яростнее – отступать-то некуда.

– Вот и всё, а ты боялся. Кадет, добей его.

– Но, Виктор Иванович, как же так? Почему я?

– А что мне теперь его в поясницу целовать? Куда его девать? Чем его кормить? У матери твоей пайку урезать и ему отдать?

– Он может пригодиться.