Подсказчик - Донато Карризи (2018)

Она кричала. Вырывалась. Слепое отчаяние наполнило все нутро. Он поднял ее на парапет. Откинув назад голову, Мила увидела под собой пропасть. А затем сквозь снежную пелену различила вдали фары полицейских машин, подъезжающих по автостраде.

Рональд наклонился прямо к ее уху. Она почувствовала его дыхание и услышала шепот:

– Поздно. Они уже не успеют.

И он начал ее толкать.

Хоть и связанными руками, она ухитрилась схватиться за скользкий край парапета. Упиралась всем телом, понимая, что долго не выдержит. Единственным ее союзником был лед, покрывавший крышу башни, не давая ноге Рональда совершить финальный толчок. Она отметила, что его лицо исказилось от усилий и утратило спокойствие; ее отчаянное сопротивление приводило его в бешенство. В конце концов Рональд изменил тактику – решил перебросить ее ноги через парапет. В тот самый момент, когда он навис над ней, инстинкт самосохранения заставил ее вложить всю оставшуюся в колене силу в удар, нанесенный в самое чувствительное место.

Рональд подался назад, согнулся пополам, стал хватать ртом воздух, держась за пах. Мила поняла – это ее единственный шанс и надо использовать его, пока Рональд не придет в себя.

Энергии не осталось, зато никто не отменял силу тяготения.

Простреленная дельтовидная мышца горела огнем, но Мила не обращала внимания на боль. Она выпрямилась; лед теперь ополчился на нее, но она все-таки взяла разбег и кинулась к нему. Рональд не ожидал нападения и потерял равновесие. Замахал руками, пытаясь за что-нибудь уцепиться, но уже наполовину перегнулся через парапет.

Когда он понял, что не удержится, Рональд протянул руку, чтобы схватить Милу и увлечь ее за собой в разверзшуюся перед ним бездну. Его пальцы, как последняя страшная ласка, скользнули по краю кожаной куртки. Мила смотрела, будто в замедленной съемке, как он падает среди хлопьев снега, смягчивших его падение.

И тьма приняла его.

19

Глубокая тьма.

Непроницаемая стена между сном и явью. Температура ползет вверх. Она чувствует жар щек, ломоту в ногах, кипение в желудке.

Неизвестно, когда начинаются и кончаются ее дни. Неизвестно, сколько времени она провела в лежачем положении – часы или недели. Время не имеет силы в брюхе чудовища, проглотившего ее; оно расширяется и сжимается, словно желудок, медленно переваривающий еду. Оно ей и не нужно. Здесь время никому не нужно, поскольку оно не в состоянии ответить на самый важный вопрос.

Когда это кончится?

Отнятое время – худшее из наказаний. Хуже боли в левой руке, хотя эта боль временами поднимается к шее, давит на виски, сжимает всю голову страшными тисками. Теперь все стало очевидно.

Это наказание.

Но она не знает, за какой грех ее покарали.

«Может быть, я чем-то обидела маму с папой, может, капризничаю слишком часто, не хочу пить молоко и тихонько выливаю его, стоит им отвернуться, может, за то, что приставала к ним с просьбами купить мне котенка, обещая, что буду за ним ухаживать и никогда его не брошу, но, как только я познакомилась с Гудини, сразу начала просить собачку, и они очень рассердились: нельзя же забросить Гудини, а я пыталась объяснить им, что он вовсе меня не любит, может быть, за мои плохие отметки в школе, в этом году в мой дневник заглянуть страшно, мне придется исправлять неуды по географии и по рисованию, а может, за те три сигареты, что я выкурила тайком на крыше спортзала вместе с двоюродным братом, но я не затягивалась, нет, скорее, за те заколки в форме божьих коровок – я стащила их в торговом центре, но клянусь, только один раз, а еще я ужасно упрямая, особенно с мамой, которая всегда навязывает мне, что надеть, и не понимает, что я уже большая и вещи, которые она покупает, мне не нравятся, так как у нас с ней разные вкусы…»