Волшебница Шалотт и другие стихотворения - Теннисон Альфред (2007)

Вся объята и тишью и мглою

Спит долина, свежа, зелена;

И на склоне холмов что-то шепчут

Листья темных деревьев, сквозь сна,

А в овраге чуть слышно журчанье

Утомленного бегом ручья…

Завтра всё оживится, и буду

Королевою Майскою я!

II. ВЕЧЕР НА НОВЫЙ ГОД

Как проснешься ты завтра, родная,

Разбуди меня. Солнца восход

В этот день я хотела бы встретить;

Начинается им новый год.

Новый год! Для меня уж последний!

Прежде чем он настанет опять,

Буду в темной, холодной могиле

Я, забытая всеми, лежать!

Я с лучами заката простилась;

Я смотрела, как гасли они,

Старый год за собой оставляя,

Унося мои ясные дни!

Новый год настает! Но не видеть

На лугах мне росистой травы,

Мне не видеть на яблонях цвету

И не слышать шумящей листвы.

Хорошо было в мае, родная!

Не забыла я этого дня,

Как они королевою Майской,

Всю в цветах, посадили меня.

На лужайке, под деревом майским,

Танцевали мы долго потом,

Пока месяц не всплыл, обливая

Кровли наших домов серебром.

А теперь — ни цветочка в долине!

И замерзли все окна у нас.

Если б мне хоть подснежник, родная,

Довелось увидать еще раз!

Довелось увидать, как покинет

Ледяную одежду река…

Неужель умереть мне придется,

Не дождавшись и почки цветка?

На вершинах высокого вяза

Будут гнезда вороны свивать,

И унылым пронзительным криком

Будет чибис поля оглашать.

А потом из-за моря вернутся

К нам и ласточки ранней весной;

Но я их не увижу, родная.

Мои очи засыплют землей!

Той порой, когда все еще тихо,

Когда все еще в доме молчит,

Прежде чем ты проснешься, родная,

И на ферме петух прокричит, —

Уж окно нашей церкви убого

И погост на обрыве крутом,

Где я буду лежать, озарятся

Первым розовым утра лучом.

Не видать тебе больше, родная,

Когда вновь запестреют цветы,

Как брожу по лугам и долинам

Я с утра до ночной темноты.

Не заманят к себе меня летом

Зеленеющий в поле овес,

Водяная фиалка — в болоте,

Ветви белых плакучих берез!

Пусть шиповник и жимолость будут

Над моею могилой цвести;

И, как теплое лето настанет,

Ты порой свою дочь навести.

Я тебя не забуду, родная,

И когда над моей головой

Ступишь ты по росистому дерну,

Каждый шаг буду слышать я твой.

Своенравна была я… Но знаю,

Все простит мне твоя доброта.

Поцелуй же теперь меня крепче,

Поцелуй и в чело и в уста!

О, зачем ты так плачешь, родная!

Сокрушать тебя скорбь не должна:

У тебя еще дочь остается,

Ты на свете не будешь одна.

Из могилы холодной и тесной

Стану я приходить… И хоть ты

Меня видеть не можешь, родная,

Но твои я увижу черты,

И, безмолвна сама, я услышу

Звуки милых, знакомых речей.

Знай, что дочь твоя будет с тобою

Каждый раз, как ты вспомнишь о ней.

Доброй ночи! Когда мне придется

«Доброй ночи»… сказать навсегда…

И меня унесут на кладбище, —

Не пускай нашей Эвы туда

До тех пор, пока зеленью свежей

Не оделась могила моя.

Эва — милый ребенок и лучшей

Будет дочерью, нежели я.

В кладовой — весь прибор мой садовый,

Там и заступ, и грабли лежат;

Я их Эве дарю. Мне уж больше

Не копать в цветнике своем гряд.

Под окном я гвоздику и розы

Посадила. Им нужен уход,

Так пускай же она хорошенько

Их по смерти моей бережет.