Вы признаны опасными - Елена Ивановна Михалкова (2019)

Хольми только носом шмыгнул. «Разнюнился!» – непременно одернул бы отец, но старший Бракс в эту минуту булькал в трактире слюдянкой и закусывал стеблями дрызг-травы. В отличие от сына, он мог позволить себе проводить досуг так, как подобает порядочному гному.

– Может, еще раз попробовать? – почти безнадежно спросил Хольми.

Мать отвернулась. Мускулистые руки с силой выкрутили белье.

– Непременно! – с притворным оживлением согласилась она. – Что говорит на этот счет кодекс?

– Вода меньше портится, когда течет, чем когда стоит! – процитировал Хольми.

– Стань горным ручьем, сынок! Водопадом, не знающим преград!

Мать раскраснелась и взмахнула скрученной простыней. Хольми едва успел пригнуться.

– Ступай и победи свой порок!

– Ступлю и победю! – воскликнул Хольми, преисполнившись веры в себя.

Он распахнул дверь, протопал к столу и схватился за горлышко бутылки.

– Буль! – призывно дрогнула рябиновка.

Юный гном запрокинул голову и влил в себя щедрую порцию настойки.

Несколько секунд ничего не происходило. Настойка обожгла горло и уютно разлилась по желудку. По губам Хольми пробежала неуверенная улыбка. Глаза блеснули огнем надежды. Святой Бромдельштамдт, неужели…

Но тут желудок проснулся. «Что? Спиртное?!»

– Нет! – Хольми схватился за горло, словно намереваясь придушить себя, лишь бы не отдать выпитое.

Но от него больше ничего не зависело.

Судорога скрутила несчастного гнома. Он рухнул на корточки, извергая настойку. В голове ударил колокол: бамммммс! – и невидимая рука опустила перед глазами темное полотнище. Хольми покачнулся и рухнул бородой вниз.

Когда он пришел в себя, мать сидела рядом и обмахивала его мокрым полотенцем.

– Я проклят, – прошептал он.

И на этот раз мать промолчала.

О том, что с молодым Хольми что-то не так, впервые заговорили, когда младшему Браксу исполнилось тринадцать. По традиции отец выставил на праздничный стол девять видов хмеляги и четыре пузатых бутыли мховки. Лучше бабки мховку не варил никто на всей улице. «Забирает крепко, отпускает мягко!» – хвалил папаша. Когда дошло до хоровых песен в честь именинника, малышу плеснули в чашку хмеляги и протянули лосиное копыто – занюхать. Хольми бесстрашно опрокинул в себя чашку, крякнул и уже готовился выслушать новую песнь. Как вдруг с другой стороны копыта вырос лось, живой и невредимый, и метко лягнул малютку Бракса в темечко. Голова взорвалась, и Хольми свалился, где стоял.

«Приболел!» – заявили потом соседи.

«Переволновался!» – оправдывал племянника дядя Узыг.

«Голову перегрел на солнце», – вторила им мать.

Одна только бабка почесывала жидкую бороденку и молчала. Но глядела при этом так, что отец первый спросил, чего это она выпучилась, как вальгальский сурок.

– Мальчишка-то порченый! – проскрипела старая карга.

– Что?

– Пить не могёт! – сокрушенно вздохнула бабка. И присовокупила: – Слабак!

К двадцати годам Хольми Бракс целиком испил чашу, но не ту, которую ему предлагали, а чашу отверженного. Он стал изгоем в дружных компаниях. Девушки отказывались с ним встречаться, едва узнавали о его беде. По настоянию бабки Хольми сводили к лекарю, но плешивый гном только руками развел:

– Непереносимость алкоголя лечить мы не научились. Сказать по правде, нужды не было.

Хольми обреченно кивнул.