Вы признаны опасными - Елена Ивановна Михалкова (2019)

И тут с Хольми сделалось что-то странное. Он выронил кубок. Ноги сами понесли его к двери, руки намертво вцепились в борт ящика, и прежде чем окружающие успели вымолвить хоть слово, он уже бойко тащил на согнутой спине тяжеленный груз.

– ’От дает! – восхитился трактирщик, потирая натруженную поясницу.

– Что делает, а! – зашептались вокруг.

Хольми доволок ящик до стойки, выгрузил одну за другой бутылки и метнулся в погреб, горя желанием помочь. Пока не опомнились, он успел сделать три ходки. Если бы трактирщик не встал на его пути, широко расставив руки, Хольми таскал бы выпивку до изнеможения.

– Хорош, паря! – благодушно сказал хозяин. – Благодарствую!

– Экая силища в молодце проснулась!

– Может, в носильщики к нему пойдешь, Хольми? – подшутил кто-то.

И тут гном все понял.

– В носильщики? – повторил он. – В носильщики?!

Вокруг озадаченно примолкли.

– Ты чегой-то побледнел, малыш… Уморился, должно быть.

– В носильщики! – отчаянно выкрикнул Хольми. – Будь ты проклят, старая пьянь!

И он разразился в адрес Радуцеуса такими ругательствами, что вокруг испуганно зашикали.

– Ты, паря, давай потише! – выразил общее мнение трактирщик. – Господин колдун хоть и редко берется за дело…

– Личинка навозника! – орал Хольми.

– А ну придержи язык!

– Трухлявый дурак!

Связанного юношу с кляпом во рту доставили домой.

– Буянил сильно! – пояснил старшему Браксу извиняющимся тоном один из гномов.

Когда изо рта Хольми вытащили грязную тряпку, тот обхватил голову руками и застонал.

– Наколдовал! – всхлипывал он под сочувственными взглядами отца и матери. – Переносимость спиртного! И теперь я лучший грузчик во всех окрестностях! Носить мне бутылки не переносить!

Несколько дней после этого удара Хольми не выходил из дома. Сперва просто лежал, сцепив зубы и отвернувшись к стенке, игнорируя увещевания матери. На третье утро чудовищным усилием воли заставил себя подняться. Это был уже не тот наивный доверчивый юноша, что надеялся на чужую помощь и мановение волшебной палочки. Теперь гном твердо знал, что рассчитывать он может только на себя.

Хольми привел одежду в порядок, расчесал бороду. Из зеркала глянуло на него заострившееся лицо с плотно сжатыми губами.

– Вода меньше портится, когда течет, чем когда стоит, – сообщил себе Хольми.

Никакого воодушевления озвученное знание не принесло. Но младший Бракс был очень упорным гномом. «Я отщепенец в этом мире выпивох и пьяниц, – безжалостно признал он. – Изменить себя не получилось. Что из этого следует?»

Хольми немного поразмыслил. Ответ лежал на поверхности.

«Надо изменить мир».

Хольми отправился в архив. Он оказался единственным посетителем в длинной пещере, где полки со свитками уходили вглубь, в темноту.

От архивариуса толку было немного. Подслеповатый сутулый гном давно годился лишь на то, чтобы доливать свежую воду в бочки, расставленные вдоль полок на случай пожара.

Пришлось искать самому. Хольми зарывался все глубже и глубже в старинные свитки, он уходил в прошлое, как крот уходит в землю, и когда вынырнул на белый свет, в глазах его было ошеломление.

– Хоп! Хей! Лала! Лей! – слова сурового гномьего гимна разносятся под сводами пещеры. – Где вопрос и где ответ! Хоп-хей-лала-лей! Что ни говори!

Кузнечные молоты тяжело грохают об наковальни: хоп! хей! лала! лей!

– То ли верить, то ли нет!

Рудокопы ударяют кирками о мерзлую землю. Песня мрачна, как сама жизнь в подземельях, где тебя согревает лишь драконий огонь и вера в лучшее.

– Но бог тебя хранит!

– Дин-дон! – врезался в песню звон колола. – Дин-дон!

Работяги оборвали песню и переглянулись. Кто созывает народ на главную площадь?