Вы признаны опасными - Елена Ивановна Михалкова (2019)

Заяц молчит, только невинно улыбается, и черные усики его подрагивают над толстой губой.

* * *

– Бурьянов – последний, – твердо сказал Степашка. – Все. Достаточно. Мы свое отработали сполна.

Администратор хотел что-то возразить, но взглянул на ушастого и передумал.

Я-то знаю, что послужило последней каплей. В Бурьянове было запланировано три выступления. После первого из зала вынесли шесть покойников (кукольный мультфильм «Муравьишка над пропастью»), Хрюша заметно приободрился и потащил нас гулять. Мы шлялись, пока не стемнело, незаметно заблудились, забрели на какой-то не то пустырь, не то заброшенное футбольное поле, и вдруг к нам издалека, из сиреневых дворов побежали дети. В сумерках их маленькие фигурки казались игрушечными. Последние лучи заходящего солнца, теплый воздух, пахнущий далеким костром и горелым пластиком, мы втроем бредем по колено в траве… И тут эти детишки.

Клянусь, я видел, как изменились лица моих друзей. С какой внезапной робкой надеждой они смотрели на малышей. В самом деле?.. Не может быть! Так нас знают! Они нам рады, они ждали, они ликуют! Неужели отсюда, из глухой провинции, начнется возрождение России?

Дети бежали к нам, радостно крича что-то, их звонкие голоса разносились по всему полю. Голоса… Я навострил уши, вздрогнул, но сделать ничего не успел.

– Покемоны!

– Новые покемоны!

Целая ватага мелких засранцев налетела на нас, окружила, вскинула свои телефоны и принялась нажимать на кнопки. Личики сосредоточенные, ни улыбок, ни шуток.

– Покемоны, – странным голосом повторил Степашка.

Он, как слепой, протянул лапу, нащупал Хрюшино плечо и оперся на него. Последние лучи солнца прорезались сквозь щели в тесной пятиэтажной застройке, и в их свете я увидел, что мех на затылке ушастого совсем вытерся, а из основания ушей торчат гнилые нитки.

– Они неправильные, – возмутился кто-то из детей.

– Дефектные!

«Дефектные!»

– А ну пошли отсюда! – внезапно заорал я. – Валите! Нахер!

Они попятились, когда я оскалил зубы. Кто-то неуверенно хихикнул, и тогда я встал на все четыре лапы и зарычал.

– Загрррызу!

Рык у меня не слишком внушительный. Но им хватило. Толкаясь и падая, гаденыши ринулись врассыпную. Только один, самый настырный, задержался, продолжая снимать, и с каким же удовольствием я, подбежав, выпрямился и отвесил ему пинка! Он взвизгнул, обеими руками схватился за задницу и рванул прочь, не отнимая ладоней и высоко задирая тощие ноги.

Позади меня раздались хриплые звуки. Я обернулся. Эти двое ржали, и я ощутил одновременно досаду и облегчение.

– Шуруем отсюда! – буркнул я, отряхивая фланелевые штаны. – А то еще предки набегут…

– Ну ты герой! – гогочет Хрюша, игнорируя мое предложение. – Как ты их, а!

– Роскошно исполнено, – соглашается Степашка.

– Загрызу! Кадык вырву! – передразнивает розовый и валится на траву в приступе неудержимого хохота.

– Хорош глумиться!

– Ха-ха-ха! Ар… ар… артерию! Сонную!

– Нет, Филя, в самом деле, очень убедительно! – заверяет ушастый. – Я бы даже включил эту сцену в какой-нибудь из наших новых выпусков!

Тут Степашка осекся, а Хрюша перестал валяться по траве и замолчал.

Потому что нет ведь никаких новых выпусков.

Десять лет уже как нет.

Никому они не нужны.

* * *

Мы сидели в гостинице: Хрюша сосредоточенно переливал во фляжку спирт из запотевшей бутыли, которую он достал неведомо где, Степашка рассеянно двигал шахматные фигуры по столу без всякой видимой логики или закономерности, а я валялся на кровати и маялся от скуки. Второе выступление было отыграно, третье только завтра вечером, и что делать в Бурьянове, совершенно непонятно.

Впрочем, как будто это понятно в каких-то других местах.

В дверь постучали. Твердо постучали. Решительно. Не по-старушечьи, если вы понимаете, что я хочу сказать.