Стена - Марлен Хаусхофер (1963)

Как раз тогда я меньше волновалась за Тигра. Ведь однажды он уже вернулся, и он стал таким большим и сильным. Но Тигр не вернулся, ни той ночью, ни вообще. Двадцать четвертого декабря я послала Лукса искать его. Я взяла его на поводок, а он уверенно пошел по следу. Конечно, в лесу было множество всяких следов, иногда Лукс терялся. Целый час он таскал меня то туда, то сюда, затем вдруг взбудоражился и почти вырвал у меня поводок. Потом мы неожиданно очутились у ручья много выше дома. Лукс взглянул на меня и тихонько залаял. Тут кончался след Тигра. Мы перешли ручей, но Лукс больше не взял след, он все возвращался к тому же месту на другом берегу. Я обыскала все вокруг, но ничего не нашла. Если Тигр упал в ручей, что совершенно необъяснимо, его давно унесло талой водой. Никогда мне не узнать, что случилось с Тигром, это мучает меня и по сей день.

Вечером я сидела и читала при свете лампы календарь, но только глазами — мысли мои были в темном лесу. Все снова поглядывала на кошачий лаз, но Тигр не вернулся. На следующий день южный ветер улегся, снова пошел снег. Падал весь день. Я знала, что должна перенести новую потерю, и даже не пыталась не горевать по Тигру. Сугробы перед домом все росли, дорожки к хлевам приходилось расчищать каждый день. Начался новый год. Я делала свою работу и бродила, словно оглушенная, по снежной пустыне. Наконец перестала каждый вечер ждать Тигра. Но не забыла его. По сей день он мелькает серой тенью в моих снах. За ним последовали Лукс и Бычок, а Жемчужина его опередила. Они все покинули меня, они не хотели уходить, они с таким удовольствием прожили бы до конца свои короткие простые жизни. Но я не смогла уберечь их.

Старая Кошка лежит передо мной на столе и глядит сквозь меня. Тогда, неделю спустя после исчезновения Тигра, она забралась в шкаф и с громкими стонами родила четверых мертвых котят. Я их забрала и похоронила на поляне, засыпав землей и снегом. Это были двое крошечных, прелестной расцветки полосатых, и двое рыжих котят. Они были само совершенство от ушек до кончиков хвостов, а вот выжить не смогли. Старая Кошка так расхворалась, что я боялась потерять и ее. Поднялась температура, она ничего не ела и все тихо мяукала, словно от боли. Что с ней было, не знаю до сих пор, даже не представляю. Много дней она могла только слизывать молоко у меня с пальцев. Шерстка поблекла и спуталась, склеились глаза. И каждую ночь она выбиралась на улицу, а через несколько минут, мяукая, с трудом возвращалась. Ни за что не напачкала бы в комнате или на подстилке. Я делала для нее, что могла: поила ромашкой и давала маленькие кусочки аспирина, она глотала только потому, что была слишком слаба, чтобы их выплюнуть. Только тогда я заметила, что Кошка стала частью моей новой жизни. Со времени тяжелой болезни она, кажется, сильнее привязалась ко мне, чем прежде. Через неделю она начала есть, а еще через четыре дня зажила по-прежнему. Но что-то с ней было не так. Часами сидела, не трогаясь с места, а если я ее гладила, тихо мяукала и тыкалась носом мне в ладошку. У нее не было сил даже шипеть на Лукса, если тот любопытно ее обнюхивал. Она только покорно закрывала глаза и опускала голову. Во время болезни от нее очень странно пахло — остро, чуть горьковато. Прошло три недели, прежде чем прошел этот запах болезни. Потом, однако, она быстро поправилась и шерстка на ней снова стала блестящей и густой.