Стена - Марлен Хаусхофер (1963)

Ноябрь и начало декабря полностью ушли на сооружение нового хлева и треволнения по поводу Беллы и Бычка. Ни о каком зимнем покое и речи не было. Я всегда любила животных, но легкой, неглубокой любовью, как то в обычае у горожан. А когда неожиданно осталась с ними один на один, все вдруг переменилось. Говорят, были узники, приручавшие крыс, пауков и мышей и любившие их. Мне кажется, они вели себя так, как и нужно было в такой ситуации. Границу между человеком и животным очень легко преодолеть. Мы все — одна большая семья, и когда мы одиноки и несчастливы, мы с удовольствием принимаем дружбу дальних родственников. Когда им больно, они страдают, как я, как мне, им нужны еда, тепло и немножко ласки.

К слову говоря, в моих симпатиях мало что от благоразумия. Во сне я рожаю, и отнюдь не только человеческих детей, среди них кошки, собаки, телята, медвежата и вовсе странные мохнатые создания. Все они выходят из меня, и в них нет ничего пугающего или отталкивающего. Странным это выглядит только будучи записано человеческими буквами и человеческими словами. Наверное, такие сны следует записывать камешками на зеленом мху или прутиком на снегу. Но этого пока не дано. Может, я и не проживу столько, чтобы так далеко зайти в перевоплощении. Может, для этого нужно быть гением, но я-то просто человек, утративший свой мир и ищущий мир новый. Путь этот тяжек, и конец его неблизок.

Шестого декабря выпал первый снег, Лукс встретил его с восторгом, Кошка — с негодованием, а Тигр — с детским любопытством. Он явно принял его за новую разновидность игры с белыми бумажками и выказал ему полное доверие. Так и Жемчужина себя вела, только осторожнее и менее темпераментно. Ей не хватило времени свести со снегом более близкое знакомство. Тогда я еще не подозревала, насколько недолгий век отпущен Тигру. Я работала как всегда, таскала сено с сеновала и добывала свежее мясо. Казалось, косули чувствуют приближение зимы, во всяком случае, теперь они часто выходили на прогалину попастись на рассвете или с наступлением сумерек. Там я их не стреляла, а ходила на дальние старые тропы. Не хотелось отпугивать их с прогалины, где зимой будет легче всего выкапывать корм из-под снега. К тому же мне нравилось наблюдать за ними. Лукс сразу смекнул, что косули на поляне — не добыча, а что-то вроде отдаленных домочадцев, находящихся под моей, а следовательно и его защитой, как и вороны, с конца ноября вновь ежедневно навещавшие нас.

В те дни начали сдавать и сильно болеть ноги, особенно в постели. Давали себя знать непосильные нагрузки, будущее грозило длительной болезнью.

Десятого декабря сделала странную запись: «Время бежит так быстро». Не припомню, чтобы писала такое. Не знаю, что случилось тогда, десятого декабря, и подвигло меня записать после «Белла и Бычок», «Свежий снег», «Принесла сена» — «Время бежит так быстро». На самом ли деле время шло тогда быстро? Не припоминаю и поэтому ничего не могу сказать. Да это и не так. Мне просто казалось, что время бежит быстро. Пожалуй, время вообще стоит на месте, это я двигаюсь в нем, иногда медленно, а порой с бешеной скоростью.