Человек из дома напротив - Елена Михалкова (2019)

– «I solemnly swear that I’m up to no good» – «не замышляю ничего хорошего». Матусевич с его компанией не готовили для меня милых приколов. Планировалась шутка с порцией унижения, или унижение, которое можно выдать за шутку. Они перегородили коридор и заперли меня в каменной кишке без туалета, воды и еды.

– Сколько же они планировали вас продержать?

– Пока я не запрошу пощады, – безмятежно отозвался Шубин.

– Долго вы терпели? – спросил Сергей. Он не мог поверить, что взрослым остолопам могла взбрести в голову мысль издеваться над инвалидом.

Шубин рассмеялся, и Бабкин внезапно понял.

– Ничего вы у них не просили… – медленно сказал он.

– Ну, я немножко схитрил. – Шубин кивнул официанту, который поставил перед ним яблочный пирог, и принялся поедать десерт с явным удовольствием. – Во-первых, у меня была с собой вода. Целый литр. На литре я мог продержаться сутки, но сомневался, что у них хватит запала не отпустить меня на ночь. Во-вторых, будь Матусевич наблюдательнее, он бы заметил, что я никогда не появляюсь в столовой. Одно из самых жутких мест в институте! До сих пор иногда снится в кошмарах. Столики перемещаются с места на место, невозможно запомнить их расположение, люди ходят быстро и хаотично, два раза меня обливали то соком, то супом… Нет, это все… – он сделал жест, как будто срезал шляпку грибу, – недружественное. Приходилось брать еду из дома. Мне не нравилось готовить себе по утрам. Но не помню, чтобы я когда-то так радовался размякшему сэндвичу, как в тот день. В-третьих, плеер. «Продиджи», «Кристал метод»! Я рассчитывал, что батареи хватит часа на четыре. Однако плеер мне не пригодился. Разговоры Матусевича и прочих оказались очень интересными. Сначала они переговаривались шепотом, думая, что их не слышно. Смешные! Потом начали терять терпение. И вот тогда-то это стало по-настоящему захватывающим. И жутким.

– Почему жутким? – спросил Макар, когда Шубин замолчал.

Тот потер нос.

– Они очень быстро озверели. Вожаком был Матусевич – кто же еще! Он психовал. Я подкрался к стенке, за которой они сидели, и стал прислушиваться. В какой-то момент мне показалось, что он вот-вот начнет их избивать, хотя для этого у него имелся Лобан.

– Избивать за что? – вмешался Сергей.

– Они собирались уйти. Им все надоело. Мы просидели там часов шесть, может, больше… Идейный из них был только Матусевич, остальные сначала развлекались, а потом пытались убедить себя, что развлекаются. Кому точно не было весело, так это Сафонову. В итоге из-за него меня и выпустили. Не будь там Никиты… – он задумался. – Скажу вам начистоту: я и тогда был уверен, что они убили бы меня, и уверен в этом сейчас.

– Да бросьте! – не удержался Бабкин. Макар выразительно посмотрел на него.

Шубин не обиделся.

– Видеть я перестал с четырех лет, когда переболел менингитом. Родители работали допоздна, дома мне надоедало сидеть, и я шел гулять. Каково четырехлетнему ребенку без зрения на улице? А? Тросточка у меня была детская, маленькая. Один раз ее выхватил какой-то алкаш – я чувствовал вонь перегара, – и выкинул в мусорный бак. Потом я уронил ее в канаву и не смог вытащить.

– Сочувствую…

Шубин нетерпеливо мотнул головой.

– Я рассказываю вам это все не для того, чтобы вы посочувствовали малолетнему идиотику. Поймите: у меня чутье на опасность. Вокруг Матусевича создавалось какое-то поле коллективного психоза. Это происходило… на моих глазах, сказал бы я, если б мог видеть. Как быстрое заражение. А Артему хотелось меня прикончить. От него пахло смертью. Лобан избил Клима, когда тот попытался уйти, я слышал крики и звуки ударов…

– Постойте! – встрепенулся Илюшин.

– Что такое?

– Вы назвали имя – Клим… Кто это? – Макар обернулся к Бабкину. – Он есть в твоих записях?

– Ни разу не встречается.

– А, это Василий Клименко, – сказал Шубин. – Еще один из компании Матусевича.

– Странно, что мы о нем раньше не слышали.