Мудрость толпы - Джо Аберкромби (2021)

– Если посмотреть, куда все катится, еще больший риск – не предпринимать ничего. Наши дни сочтены – всех, кто прежде был у власти. Даже тех, кто у власти сейчас. Мы все обречены.

Лео задрал голову, свысока глядя на нее:

– Но мы дрались против Орсо.

– Это уже в прошлом.

На его лице появилось жесткое выражение. Горькое, ревнивое.

– Ты все еще его любишь?

И снова ей захотелось залепить ему пощечину.

– Я никогда его не любила, – солгала Савин.

– Даже как брата?

На этот раз Савин едва не врезала ему кулаком. Она даже уже сжала пальцы, но заставила себя их разжать. Все равно удовлетворение не продлилось бы долго. К тому же она могла позволить ему сердиться – в конце концов, у нее-то все конечности были при себе.

Ее колено скользнуло вдоль его ноги.

– Что я могу сделать… чтобы ты мне поверил?

И она поставила второе колено на кушетку, так что оказалась на нем сверху.

Правой рукой она задрала сорочку, а левую протянула вниз, чувствуя на одном голом плече ночной холод, на другом – тепло от очага. Она не смотрела ему в глаза: не была уверена, что ей понравится то, что она в них увидит. Было время, и не так уж давно, когда Лео утверждал, что любит ее, и сама она, если постараться, почти могла убедить себя, что тоже его любит. Но нужно уметь брать лучшее от того, что у тебя есть.

Она взяла его руку, повела вдоль своего тела, вверх по груди. Она взяла его лицо в свои руки, принялась целовать, двигая бедрами вдоль его живота. Все было не так, как прежде, – но разве когда-то бывало иначе? Она протянула руку назад, нашла его член, принялась тереться о него, ища нужное место…

Крик из соседней комнаты прозвучал резко и настойчиво – на этот раз это была Арди. Мгновением позже к ней присоединился и Гарод – тоньше, жалобнее, слабее. Савин закрыла глаза и обмякла на кушетке.

– Черт…

Брать и держать

Она бы не поверила, если бы ей сказали это в момент, когда это происходило, но Рикке должна была признать: ей нравилось, когда на нее наезжали. У нее была куча практики, и это всегда выявляло в ней лучшие, упрямые черты. Рикке-Заноза – все любили эту девчонку. Быстрые мозги, острый язычок; даже когда все шансы против нее, это играет ей на руку.

И наоборот, у нее всегда начинались проблемы, когда люди принимались просить, пресмыкаться перед ней, умолять; это всегда делало ее слабой и нервозной. Склизкая Рикке – кому она вообще нужна?.. Проблема только в том, что, сидя на Скарлинговом троне, она гораздо чаще сталкивалась с упрашиваниями, чем с наездами.

– Прошу тебя! – Фермер дошел до того, что аж упал на колени, артист хренов, крутя в руках шапку. – Я полностью в твоей власти!

В том-то и проблема. Она могла отослать его домой, насыпав ему с собой коробку серебра. Или могла отослать домой его голову, а остальное оставить себе. Все в ее руках.

Она сощурила единственный глаз, который мог что-нибудь видеть, в надежде, что ему удастся проникнуть сквозь кожу фермера и увидеть правду. Что он – бедный честный бедолага с больной женой и двенадцатью голодными ребятишками. Или что он алчный лжец, у которого под грязной рубашкой скрывается шелковая сорочка, а в амбаре закопаны горшки с золотом.

Однако Долгий Взгляд отказывался раскрываться, и в любом случае ответом, скорее всего, было бы «ни то, ни другое, но нечто посередине», как это всегда бывает с ответами. Времена были тяжелые, и она, конечно, могла выжать из него еще немного, но это было бы больно. Больно ему и больно ей. Ему, конечно, было бы больнее – но его-то выжмут только один раз, сегодня! Между тем как перед замком Скарлинга стояла целая очередь таких вот крутильщиков шапок, готовых упасть на колени при первом удобном случае. Если она проявит мягкость к одному, ей придется быть мягкой со всеми. А мягкость может принести приятные чувства один раз, но в конечном счете от нее только хуже. Причем всем.