Завтра может не быть - Анна и Сергей Литвиновы (2021)

Добрались до Тайнинской. Электрички в те времена ходили реже – еще и потому, что шли туда и обратно по одному-единственному пути. В Мытищах был разъезд. Поезда встречались, и тот, что направлялся в область, продолжал свой путь. А тот, что в Москву, продвигался в сторону Тайнинской.

Как раз в Тайнинку электричка до Москвы придет через пять-шесть минут – будет очень удобно после дела впрыгнуть в нее и раствориться среди пассажиров.

Платформа вся была деревянная: настилы, лавочки, заборчики. Однако имелось что-то вроде вокзальчика, и даже буфет, где тетка в несвежем халате торговала заветренными бутербродами и пивом.

Именно к этому лотку и направилась парочка, видимо, девочка закапризничала, что проголодалась. Или, может, голод обуял Семена и пересилил даже могучее молодое чувство.

Немногочисленные пассажиры, вышедшие на станции, как-то незаметно испарились. Не было здесь никаких, конечно, турникетов и пешеходных мостов – просто разошлись, кто налево, кто, через пути для скорых, направо. А кругом – леса и совсем по-другому, чем в Москве, дышится.

В итоге на платформе осталось четверо: тетка-продавщица, Людмила Жеребятова, Семен Кордубцев и не спеша подходивший к ним Петренко. Момент был подходящий. Полковник надвинул шляпу поглубже на лицо, чтоб торговая тетя потом не опознала. Ни девушку, ни парня он в живых оставлять не собирался.

Молодые люди взяли четыре бутерброда с собой навынос – два с колбасой и два с сыром. Настоящее студенческое пиршество. Продавщица как раз заворачивала им покупку в плотную упаковочную бумагу, когда Петренко нанес сзади два удара, очень быстро, в область печени – Людмиле, будущей Кордубцевой.

Да, да, она не проживет еще пятьдесят семь лет, не родит мальчика по имени Слава, потом этот мальчик не вырастет, не уйдет служить на флот, не вернется, отгуляв дембель, а его в Мытищах не дождется суженая – Елена Чигарева, и они в девяносто втором не сыграют свадьбу, а потом, после долгих попыток, не зачнут Елисея, будущего Антихриста. И у самой Людмилы не останется пятидесяти семи лет, переполненных радостями, невзгодами, удачами – пока она вдруг не будет убита ударившей прямо в нее молнией. И рядом с ней в две тысячи шестнадцатом году должен погибнуть ее верный муж, дед Семен, но он умрет прямо сейчас, от новых ударов ножом, что нанесет Петренко.

Людмила стала оседать на землю. Продавщица вытаращила глаза и широко раскрыла рот, но не закричала. Бутерброды посыпались на пол.

Кордубцев повернулся к Петренко – и что-то с ним было не так. Куда-то делся советский студентик-ботаник, робко трогавший за ручку свою Люду. На полковника смотрели холодные, жесткие, безжалостные глаза. А следующим движением – ликвидатор не мог поверить – студентик вытащил из-за пазухи своей куртешки пистолет и направил его на Петренко. Пистолет? У пятикурсника-комсомольца? В Подмосковье пятьдесят девятого года, где огнестрел случается хорошо если раз в месяц?

«Сейчас он выстрелит», – отстраненно подумал полковник. Никак он не мог ни предотвратить этого, ни укрыться. Нож против «люгера» – плохая защита. Он развернулся бежать.

Клац – раздалось за спиной. Боже мой! Судьба хранила Петренко. Осечка. Он подскочил к самому краю платформы и спрыгнул вниз, на рельсы.

Со стороны Москвы приближался скорый поезд. Летел, клокотал на всех парах паровоз. Он истошно засвистел.

Петренко чувствовал, как за его спиной из павильончика выбегает Кордубцев. И вот он все-таки стреляет – звучит полноценный выстрел. Пуля пролетает рядом с головой полковника. Кажется, он чувствует ее огненное, смертельное дыхание. Еще выстрел. И еще.

Петренко несется поперек путей, наперерез приближающемуся, дико свистящему паровозу.

Все! Он успел. Пробежал. Паровоз проносится мимо, бешено пыхтя и работая своими сочленениями. Он отделил беглеца от убийцы. Прикрыл его собой. Слава богу.

Не испытывая дальше судьбу, Петренко бросился в сторону от станции, к лесу, к просеке.