Земля матерей - Лорен Бьюкес (2020)

– Вы не должны уходить! – Голос Лиз превращается в завывание. – Вы не можете!

Коул вкладывает ключи от машины Миле в руку.

– Иди. Я тебя догоню. Найди какой-нибудь другой выход.

– Мам, нет!

– Я им воспользуюсь! Не вынуждайте меня им воспользоваться! – Сухой щелчок предохранителя.

Коул поворачивается лицом к женщине с ружьем.

– Лиз, я знаю, что вы этого не хотите. Отоприте дверь. Положите ружье. Вы должны нас отпустить. – Она шагает вперед, сокращая расстояние, медленно, осторожно.

– Отойди назад! Застрелю! – Лиз вскидывает ружье.

Коул резко бросается вперед и хватает ствол обеими руками. Она рассчитывает на то, что женщина не выпустит ружье, и та его не выпускает. Коул опускает ствол вниз, отрывая его от плеча Лиз, после чего резко толкает ружье вперед, всем своим весом вгоняя приклад ей в грудь.

Женщина издает звук, подобный закипающему чайнику, проникнутый болью задыхающийся свист, и падает навзничь на пол, по-прежнему не выпуская из рук ружье. Коул наступает ей на грудь, с силой, чтобы прижать ее к полу, и вырывает у нее ружье. Внутри она чувствует холод и спокойствие, однако этот лед черный, ноздреватый, готовый проломиться под ногами и отправить тебя в глубину.

– Вы делаете мне больно… – стонет Лиз.

– Извините. Я не хотела. Дайте мне ключ.

– Я не думала… я бы этого не сделала…

– Где ключ? Больше я спрашивать не буду.

– Здесь. Ключ здесь. – Женщина лезет дрожащей рукой в карман джинсов. Она перепугана до смерти.

– Спасибо. Оставайтесь здесь. Не ходите следом за нами. Иначе я вас застрелю.

Коул оборачивается, сжимая в руках ружье, и видит, что Мила наблюдает за ней из прихожей, глаза у нее черные, лицо непроницаемое.

Неделю назад

25. Майлс: Непристойное предложение

Ночью после встречи с Ирвином на Кукурузном поле Майлсу снится Раковые пальцы, впервые с тех пор, как они покинули военную базу. Он бродит по своему дому в Йоханнесбурге, но двери всех комнат закрыты и он не может никого найти, пока не выходит к бассейну и страшному сараю, где хранятся хлорка и кислота в открытых банках, и он понимает, что должен зайти внутрь. Однако когда он туда заходит, сарай превращается в винный погреб «Атараксии» (на верхнем уровне, куда водили туристов), и бледная распухшая тварь затаилась там среди серебристых цистерн и острого запаха брожения. «Маленький трусливый гаденыш», – произносит она мягкими губами, похожими на заплесневелый белый хлеб.

Воспоминание не оставляет Майлса весь следующий день, бесящее, стискивающее желудок, и он не может избавиться от этих слов, застрявших у него в голове подобно тупейшей компьютерной мелодии. И что с того? Подумаешь, оскорбление! Майлс также не хочет видеться с Эллой. Не хочет говорить об этом, сознавая, что она захочет что-либо предпринять. Но сам он хочет только поскорее обо всем забыть.

Майлс один в квартире на четвертом подземном этаже, в которой они живут с тетей Билли. Мама ушла на завтрак, или чем-то занимается, или на каких-то курсах, но у него нет желания подниматься в обеденный зал и общаться с другими людьми.

Он заглядывает в духовку, потому что тетя Билли постоянно что-нибудь готовит, и там могут быть пирожки. Однако никакой вкусной выпечки там нет. Зато там есть грязная черная пластмассовая трубка с металлическими кольцами внутри, похожая на завинчивающуюся крышку от огромной фляжки. Или это как-то связано с машинами? Странно. Быть может, мама и тетя Билли вымыли ее и решили высушить в духовке. Или это имеет какое-то отношение к их тайным замыслам. Майлс достает трубку из духовки и кладет ее на плиту, чтобы показать, что он ее видел, что он знает – что-то происходит, а ему, черт возьми, ничего не говорят. Что ж, у него тоже есть свои секреты.

Маленький трусливый гаденыш.