Замещающий ребенок - Морис Поро (2016)

Внезапно он попросил о кастрации, эта просьба была поддержана матерью. Согласно Куве, «операция превратит его в полноценную женскую особь, и это позволит ему одновременно покончить с убивающим желанием матери продолжать нести свой крест заместителя умершего».

Улучшений в состоянии Макса не произойдет, он будет трижды госпитализирован по поводу параноидного бреда со сверхценными идеями преследования, что позволит предположить диссоциативное расстройство. Всю жизнь он будет бороться против желания матери в точности воспроизвести умершего ребенка, нивелируя ее представление о том, что он «другой», что он — умершая сестра.

«Возможно, что из разговоров, которые вела его мать, Макс вынес, что он сможет жить, если только будет того же пола, что и сестра <…>. Если анатомический пол задан, то пол психологический приобретается <… > согласно принятию или отказу ребенка от той роли, которую ему предлагают».

В течение его первой госпитализации, которая будет длиться шесть месяцев, Макс утвердится в мысли, что он находится в контакте со сверхъестественным и способен быть «медиумом», имеющим необыкновенную власть: в кино он останавливает фильм, когда ему заблагорассудится, он может передавать тепло или холод товарищу. Стоя перед зеркалом, он раздваивается, задавая вопросы мужским голосом и отвечая женским. У него есть брат близнец в Южной Америке, которого зовут Аламо. Именно к нему Макс обращается, когда поет. Через шесть месяцев он выписывается с улучшением, но снова попадает в больницу через год. Взаимопонимание с матерью утрачено: она подавляет его и препятствует его вхождению в роль женщины. Он убегает из дому, стремясь к независимости. На этот раз во всех сотрудниках больницы он видит врагов и преследователей. Пока Макс находится в больнице, умирает его отец. Макс возвращается к матери. Через шесть лет умирает и она, но Макс не особо горюет. Он находит приют у пожилого родственника и начинает новую жизнь в окружении собачки, кузин, крестной матери и дяди.

Тем не менее, через восемь лет потребовалась третья госпитализация: он утверждает что «был беременным три дня», с «приливами молока», что он очень устает; потом он будет рассказывать о своих менструациях. Он говорит о себе только в женском роде. При этом он скажет: «Тень моей сестрички всегда вызывала горечь и в то же время возбуждала, потому что она живет во мне <…>. Я сын моей сестры и брат моей сестры».

Куве считает, что чисто транссексуальный бред в конечном итоге появляется как вторичный по отношению к шизофреническому параноидному бреду, который наблюдался у Макса в течение его госпитализаций. «Любая психотерапия, направленная на то, чтобы больной принял свой анатомический пол, рискует лишить его защиты от шизофренического раздвоения <…>. Транссексуализм для него — это настоящая «ограда», позволяющая, насколько возможно, существовать его отличию от умершего ребенка, а значит, и ему самому.

Через два года после выписки он жил один со своей маленькой собачкой и говорил, что «он не живой, не мертвый, не мужчина и не женщина, а может быть, и то и другое».

Мы хотим обратить внимание на то, как статус замещающего ребенка связан с появлением транссексуального бреда и развитием шизофрении.

Не все замещающие дети противоположного с замещенным ребенком пола обязательно становятся транссексуалами. Можно предположить, что роль, навязанная Максу, дабы заместить умершую сестру, сказалась на формировании его транссексуальности или, как минимум, наборе симптомов его шизофренических приступов. Тем не менее, Камилла Клодель, например, которая должна была заместить брата, или Райнер Мария Рильке — сестру, не стали транссексуалами. Представляется интересным провести исследование среди транссексуалов, чтобы узнать, будет ли количество замещающих детей среди них выше, чем в контрольной группе.

Луиза, или Самоубийца