Замещающий ребенок - Морис Поро (2016)

Относительная удаленность мальчика от родителей и появление новой учительницы приводят наконец к небольшому прогрессу: Фредерик берет руку, которую ему протягивают, и смотрит на другого человека. Мать не может этого вынести: она снова погружается в депрессию и каждую ночь думает о смерти. Она не может смириться с тем, что кто-то добился успеха там, где она оказалась бессильна, а хуже всего то, что Фредерик отдаляется от родителей. «Семейная констелляция представляет собой закрытую систему, настоящую крепость, для которой Фредерик служит цементом», — говорит Куве и добавляет: «Робко заявляя о себе как о личности, Фредерик начал смертоносную атаку на умершего ребенка матери <…>. Для матери это "убийство" воскрешает мертвеца, который может напомнить об истории с выкидышем и выявить горе, непрожитое из-за рождения Фредерика. Вновь и вновь она стремится к мертвецу, видя перед собой ущербного Фредерика, в своей депрессии она живет только смертью».

«Увы, в этой борьбе силы неравны. Малейшие достижения ребенка усиливают депрессию матери. Совершенно невероятно, что Фредерик сможет увеличить небольшое количество этих достижений, отличающих его от оригинала, копией с которого он является».

Тереза, или Бредовая ипохондрия

Случай Терезы тоже не прост, и, чтобы разобраться в нем, нам нужно воссоздать ее биографию из обширных заметок А. Куве, изобилующих достаточно тонкими и изящными интерпретациями, на которых мы не можем подробно останавливаться.

Тереза была единственной дочерью в бедной семье польских эмигрантов, живущих на севере Франции. Ее отец был немного чудаковатым и ласковым по отношению к дочери; их связь стала еще теснее, когда Луиза перенесла такую же, как у отца, операцию по поводу грыжи межпозвоночного диска. Ее мать была равнодушной и никак не проявляла свою любовь. «Она не любит меня <…>. Она не любит детей».

В пять лет Тереза была госпитализирована по поводу менингита, от которого успешно вылечилась.

Она вышла замуж в 20 лет, а в 23 родила ребенка, который прожил два дня и умер. И только тогда мать рассказала, что у нее был первый ребенок, мальчик по имени Бруно, родившийся раньше срока и умерший за много лет до рождения Терезы, а ее появление на свет было незапланированным.

Прямо в роддоме Тереза погрузилась в затяжную ипохондрию. Ее поместили в психиатрическую клинику с диагнозом «тяжелая бредовая ипохондрия с суицидальными мыслями». Выписавшись из клиники, она не вспоминала о ребенке. Муж выслушивал ее жалобы, водил к кинезиотерапевтам. Она говорила, что причина всех ее болей — позвоночник, в котором смещен позвонок: отсюда исходит боль, которая окутывает ребра, пробирается в желудок и через пах попадает в матку; позвоночник «бьется, как сердце»; она боится не удержать мочу…

«Жизнь Терезы как будто останавливается, освобождая место для жизни больного органа <…>. Пустоту после потери ребенка она заполняет плодами своего воображения: этот орган стал чем-то вроде «плода, помещенного внутрь» <…>. Одержимость больным органом становится необходимостью и защитой <…>. Вживаясь в роль больной, она обретает псевдоидентичность <…>. В конечном счете, Тереза не имеет ничего общего со своей матерью, кроме воспоминаний об умершем ребенке».

Чтобы объяснить это ипохондрическое состояние, Куве обращается к теории «крипта» Абрахама и Торок: «Голос умершего родителя становится для ребенка мертвецом без склепа» (в нашем случае речь идет о воспоминаниях матери об умершем ребенке).

Куве в ходе многочисленных наблюдений за Терезой пришел к выводу о том, что есть соответствие между ипохондрической инкарцерацией больного органа и инкорпорированием памяти о мертвом ребенке…

У Терезы и ее матери было нечто общее: потеря ребенка, которая пробудила в Терезе попытку идентификации с матерью, которая стала, по словам Куве, «психотизирующей»: Тереза оказалась не в состоянии отличить свою историю от материнской…