Моя дорогая жена - Саманта Даунинг (2020)

– Только на время, – сказала Миллисент. – Думаю, все дети проходят этап, когда они во всем винят родителей.

– И как долго он обычно длится?

Жена пожала плечами.

– Лет двадцать?

– Надеюсь, за это время они поумнеют.

Я улыбнулся. И Миллисент тоже улыбнулась.

Я мог сказать детям, что мои родители плохо обращались со мной. Физически. Психически. Даже сексуально. Я мог сказать детям, что они меня били, связывали, прижигали сигаретными окурками и заставляли ходить в школу и обратно по дороге, поднимавшейся в гору. Но они этого не делали. Я вырос в прекрасном доме в прекрасном районе, и никто меня даже пальцем не трогал. Мои родители были утонченными, вежливыми людьми, которые могли скороговоркой перечислить хорошие манеры, разбуди их посреди ночи.

Но, вместе с тем, они были ужасными, холодными, бессердечными людьми, которым не следовало становиться родителями. Они отказывались понимать, что ребенок не в состоянии сосредоточиться на чем-либо одном.

Финальный аккорд прозвучал перед моим отъездом за рубеж. Когда я сказал родителям, что хочу отдохнуть от учебы в колледже и отправиться в путешествие, они дали мне энную сумму денег. Я купил билет с открытой датой вылета и выпил несколько дюжин рюмок. Энди и еще два приятеля решили присоединиться ко мне. Мы разработали спонтанный план и условились о дате вылета. И я не признался тогда ни им, и никому другому, что ужасно трусил.

За несколько часов до вылета я все еще паковал вещи, все еще решал, какие футболки мне взять с собой и понадобится ли мне теплая куртка. Я пребывал в диком возбуждении. Я смертельно боялся уезжать из Хидден-Оукса. Я боялся покидать свою детскую спальню, стены в которой были раскрашены так, что создавалась иллюзия, будто я нахожусь в синем небе, в окружении звезд. Я устал гадать о том, что было за ее пределами, за необъятной гладью океана. Я устал мечтать о дальних странах и решил увидеть их своими глазами.

Но в то же время я не представлял себе, что могло поджидать меня там. Я уже потерпел фиаско в теннисе. И не смог поступить в хороший колледж. Средненький теннисист, средненький студент. Что, если, и покинув родные края, я не смог бы себя обрести? Ну и ладно, – утешал я себя. – Все лучше, чем и дальше чувствовать себя сыном, которому не стоило рождаться.

Я искренне надеялся, что не вернусь больше домой и не увижу снова стен, окрашенных под небо.

Мои родители не повезли меня в аэропорт. Я вызвал такси, потому что постеснялся попросить друзей и их родителей захватить и меня. Была среда, утро. Мой рейс был рано, только начало светать. Я, моя мать со своей традиционной чашечкой кофе и мой отец, уже одетый, – мы все стояли в холле, на сверкающей плитке, в окружении зеркал. В вазе на столе в центре холла пылали ярко-оранжевые хризантемы. Над нашими головами лучи восходящего солнца играли с кристаллами люстры, отбрасывая на лестницу дивную радугу.

И в этот миг посигналил таксист. Мать поцеловала меня в щеку. Отец пожал мне руку.

– Па, я хотел…

– Счастливого пути, – произнес он.

Я сразу позабыл, что собирался сказать. И вышел из дома. Больше я родителей не видел.

* * *

В конечном итоге я не стал врать детям. Я сказал им, что их бабушка и дедушка погибли в нелепой автокатастрофе и оставили нас на многие-многие годы.

Я не рассказал им всего – только часть. Так посоветовала Миллисент. Мы вместе решили, что им сказать. Чтобы все выглядело официально, мы устроили семейное собрание. Ведь Рори и Дженна были еще такими маленькими. Возможно, это было не совсем честно по отношению к ним, но мы так решили.

Мы сели в гостиной. Дженна была уже в своей желтой пижаме с рисунком из воздушных шариков. Дочке нравились воздушные шарики, а сыну нравилось их хлопать. Темные волосы Дженны были острижены по подбородок, а лоб скрывала кокетливая челка, из-под которой сверкали любопытством темные глаза.