Моя дорогая жена - Саманта Даунинг (2020)

Встав во второй раз, я уже больше не ложусь. За ночь я еще трижды проверяю сон дочери. А в перерывах смотрю телевизор. Около двух часов ночи, за просмотром старого фильма, меня смаривает сон. А пробудившись, я вижу перед собой лицо Оуэна. По телевизору показывают документальный фильм об этом убийце.

Некоторые фильмы об Оуэне кишат подробностями его преступлений. До сих пор у меня получалось их избегать. Точно так же, как я избегал читать в публикациях о том, что Оуэн делал со своими жертвами. На этот раз мне это не удается. Потому что я просыпаюсь не в то время. Сразу после того, как я вижу в телевизоре лицо Оуэна, кадр сменяется. На экране появляется комната, в которой он держал одну из своих жертв.

Этот фильм предназначался для суда над Оуэном, который так и не состоялся. Он был снят пятнадцать лет назад ручной камерой, и по пляшущим кадрам можно понять, как сильно тряслись руки у оператора. Оуэн переделал заброшенную автобусную остановку для отдыха пассажиров. Он снес перегородку между комнатами отдыха для мужчин и женщин. Выложенные кафелем полы, похоже, были когда-то белого цвета. Теперь они зеленовато-коричневые. От былой обстановки остались один туалет, раковина, матрас и стол. По стенам вверх и вниз тянутся трубы; они выходят из земли, бегут по потолку и спускаются вниз с другой стороны, вонзаясь в бетонный пол. Их размер идеально подходит для наручников. И пара их до сих пор прикреплена к одной из труб.

Видеокамера судорожно дергается и фокусируется на полу. И я различаю на нем капельки крови. Красные пятнышки повсюду, как будто кто-то потряс над полом кистью, смоченной в красной краске. Камера движется по полу в угол помещения. Там крови уже больше. Ею замазан весь низ стены. Как будто та, кому она принадлежала, стояла на коленях или в согнутом положении.

Ракурс снова меняется. Теперь в кадре матрас. Я представляю, что на нем лежит Наоми. И переключаю канал.

36

Проходит два дня прежде, чем я слышу о Тристе. Мне о ней говорит Миллисент.

Субботний вечер. Рори наверху, Дженна осталась ночевать в доме своей подружки. Раз они не могут меня видеть, я плюхаюсь на диван и задираю ноги на стол. Делать это в нашем доме запрещено – и мне, и детям. Но, когда Миллисент присаживается рядом со мной, она меня не попрекает.

И это заставляет меня мгновенно убрать со стола свои ноги. Уж слишком странная реакция жены.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

Миллисент кладет свою руку мне на руку. И меня охватывает уже беспокойство. Даже паника.

– Миллисент, не молчи…

– Триста, – коротко бросает она.

– Что Триста?

– Мне позвонила ее сестра. Энди слишком потрясен и подавлен, чтобы с кем-нибудь разговаривать.

– Ее сестра? Зачем ей тебе зво…

– Триста совершила суицид.

Я трясу головой, как будто глаза ничего не видят. Как будто уши не услышали только что сказанных слов: Триста покончила жизнь самоубийством.

– Мне очень жаль, – говорит Миллисент.

Я сознаю, что это – правда, и внутри меня все холодеет:

– Я не понимаю…

– Судя по тому, что сказала ее сестра, этого не понимает никто. Особенно Энди.

– Как? – спрашиваю я.

– Она повесилась на штанге душа.

– О Господи!

– Я знала, что у них были проблемы. Но мне даже в голову не приходило, что Триста настолько удручена.

Миллисент понятия не имеет об истинной причине самоубийства Тристы – я ведь ничего ей о ней не рассказывал. Я ни разу не обмолвился жене, что Триста встречалась с Оуэном. И продолжала любить его даже в браке с Энди.

Мой ужин словно прожигает в желудке дыру. Я бросаюсь в ванную. Меня рвет. Миллисент останавливается в дверях, спрашивает, все ли в порядке. Я отвечаю «да», хотя снова ощущаю позывы к тошноте.

– Я просто переел, – говорю я жене.