Последняя охота - Жан-Кристоф Гранже (2020)

В следующую секунду собачник завладел «зиг-зау-эром» и нажал на курок. Ивана прошептала: «Я пала за Францию» – и закрыла глаза… но боли не почувствовала и чувств не лишилась. Ее взгляду открылось самое умиротворяющее зрелище из всех возможных в эту страшную минуту: Ньеман держал Броха за ворот рубахи, как самого простецкого кролика из садка. Рука собачника висела под немыслимым углом – майор выбил ему локтевой сустав, а теперь бил головой об угол клетки. Именно так поступают итальянские рыбаки в порту, отбивая осьминогов о бетон набережной, чтобы сделать их мясо нежнее.

Ивана вздохнула с облегчением – ее жизни ничего не угрожало – и чуть с ума не сошла от ужаса: шеф сейчас убьет негодяя! Охая от боли, она поднялась на ноги, схватила Ньемана за лацканы и попыталась оттащить от Броха. Он подчинился, и они снова рухнули на красный каменный пол.

Ура лучшим кэтчистам[43] уголовной полиции!

Ивана посмотрела на лицо любимого учителя. Их глаза встретились, и она поняла: гернонское дело сделало Ньемана слабее физически и усилило его безумие.

47

Наручники были воистину лишними, но Кляйнерт жаждал продемонстрировать свою власть. Ньеман сидел в «скорой», запрокинув голову назад, со скованными руками. Задние дверцы машины были распахнуты, и он напоминал себе китайских заключенных, которых выставляли напоказ в железных ошейниках.

Но неприятней всего была отповедь Иваны: пока врач закапывал ему глаза, он вынужден был терпеть обличительную речь маленькой хорватки.

– Что на вас нашло? – вопила она. – Мы могли погибнуть, оба! Вы перли на рожон, как смертник, вы нарывались!

Он не видел своего лейтенанта, но угадывал ее присутствие внизу у машины, а она осыпала его упреками, уверенная в своей правоте, забыв об уважении к старшему по званию, наплевав на всех немцев, вместе взятых.

– Ты, кажется, забыла, что я только что спас тебе жизнь.

– Опасность мне угрожала из-за вашего идиотизма. Вы устроили весь этот спектакль, чтобы задержать тупого егеря, стыдитесь!

Ньеман отстранил врача. Ему казалось, что под ногами пустота – перед глазами все расплывалось, будто он вглядывался в воду.

Вокруг них спецназовцы деловито собирали щиты и тараны, люди Кляйнерта проверяли безопасность периметра, эксперты обследовали дом Броха.

– Этот егерь наша единственная зацепка. Его доставили в участок?

– Думаю, придурка повезли в больницу – у него черепно-мозговая и многочисленные травмы лица.

– Законная самооборона.

– В Париже вас бы уже уволили. Здесь нас просто отстранят от дела.

– Это прокурору решать, не тебе.

Ивана промолчала. Он смутно различал силуэт с зажженной сигаретой в пальцах, видел, что ее бьет дрожь.

Ньеман ни за что бы не признался, но Ивана была права на сто процентов. От нетерпения, из-за гордыни, он кинулся на абсурдный, незаконный и бессмысленно опасный приступ, желая доказать себе, что все еще способен на подобные подвиги, что не потерян для дела – своего дела.

Им руководила необъяснимая, немотивированная ярость, самоубийственное стремление бравировать своим страхом перед собаками. Это было как вскрыть нарыв или перейти Рубикон. Его подталкивала в спину безумная надежда стать сильнее, переступив через собственное табу…

– Не о чем спорить, – сказала Ивана. – Прибыли штутгартцы. Они забирают дело.

– Исключено! У нас мандат на…

– Вы ничего не поняли. Теперь речь идет об убийстве Макса. Немецкого гражданина кокнули на немецкой земле. Это больше не наши игрушки.

– А Юрген?

– Юрген? – эхом откликнулся подошедший Кляйнерт.

Немец улыбался, и Ньеману показалось, что их коллега, конечно, взбешен случившимся, но сейчас испытывает мстительное, почти садистское удовольствие, видя его унижение. Или это все фантазии…

– Юргеном занимаюсь я.

– Не дурите, Кляйнерт, вам прекрасно известно, что его убили на французской территории.