Последняя охота - Жан-Кристоф Гранже (2020)

– Обсудите это с вашим прокурором. Он передает «младенчика» на наше попечение. Наверное, устал от ваших ошибок, как и мы.

Ньеман спрыгнул на землю. Пошатнулся, но устоял. Зрение прояснилось.

– Что за бред? – спросил он, ни к кому персонально не обращаясь, хотя Ивана и Кляйнерт стояли совсем рядом. – Есть погибшие? Нет. Разрушения? Нет. Мы были готовы к многочасовой осаде, даже не будучи уверены, знает что-то этот хрен или нет.

Немец устало отмахнулся:

– Бросьте, Ньеман. Отступитесь. Возвращайтесь домой, а мы зажмуримся и попробуем забыть о вашем неприемлемом поведении.

Ньеман бросил молящий взгляд на Ивану, но она опустила глаза.

– Мы нужны вам. Мы с самого начала в одной лодке! – Он все-таки сделал последнюю попытку договориться.

– Тут вы правы, Ньеман, и наш прокурор с вами согласен.

Кляйнерт обнял Ивану за плечи и сказал хорошо поставленным голосом:

– Вот почему французские и немецкие власти решили привлечь к расследованию лейтенанта Богданович в качестве консультанта.

– Что? – воскликнул Ньеман, больше потрясенный фамильярностью жеста, чем смыслом фразы.

– Это единственно возможное решение, – вмешалась Ивана. – Вы перешли все границы.

Он не нашелся что ответить.

И вспомнил все. Как нырнул в колодец, чтобы спасти Ивану. Как едва не лопнул от злости, увидев, что мерзавец толкнул ее. Как ему показалось, что великий Ньеман вернулся. Сильный, эффективный и еще более опасный, чем зло, с которым он борется.

Увы, он ошибался. Да, его гнев вернулся – но как фон застарелой болезни, а все остальное – далекое прошлое, нечто такое же недоступное, как догернонские годы. Шрам, пересекающий грудь и живот, непреодолимая граница.

Снова раздался лай, это увозили рёткенов. Послушные собачки скулили, опустив морды, – у них болели пораженные газом глаза. Эта сцена почему-то напомнила ему эпитафию на доске в часовне.

– Знаешь это стихотворение? – спросил он Ивану. – Исполнись мужества, когда / боренье трудно, / Желанья затаи в сердечной глубине / и, молча отстрадав, умри, / подобно мне.

– Нет, – ответила она решительным тоном. Ее всегда обижали даже косвенные намеки на пробелы в образовании.

– Это последние слова из поэмы Альфреда де Виньи[44] «Смерть волка».

– Вы читали Альфреда де Виньи? – изумился Ньеман, обращаясь к Кляйнерту.

– Я обожаю французскую культуру. Особенно поэзию.

– Вот уж не думал… Кто произносит эти строки? Кто говорит «подобно мне»?

– Волк. Поэт читает эту мысль по его взгляду в момент смерти животного, подстреленного охотниками.

– «И, молча отстрадав, умри…» – тихо повторил Ньеман.

– Где вы это прочли? – удивилась Ивана.

– На могиле Юргена.

Неожиданно наступила тишина. Ночь выливалась на равнину, как чернила из опрокинутой чернильницы. Машины разъезжались. Свет их фар удалялся, строй елей превратился в темную черту на горизонте.

Юрген был волком из поэмы. Не дожив до тридцати пяти лет, он согласился принять смерть. Как и Макс. Почему? Из-за проклятия? Неужели убийца – «вооруженная рука» клана?

В кармане ожил телефон, но он не сумел достать его – мешали наручники.

– Проклятье! Снимите с меня чертовы браслеты!

Ивана помогла – поднесла мобильник к уху и держала, пока он не перехватил его.

– Слушаю…

– Это Шуллер, – произнес задыхающийся голос. – У меня есть новости.

– Говорите скорее!

– Приезжайте в лабораторию, вы должны увидеть это собственными глазами.

– Что именно?

– Жду вас.

Ньеман попробовал взглянуть на часы на левой руке, оставив телефон в правой. «Нужно научиться жонглировать тарелками!»

– Мы приедем сразу после допроса подозреваемого.

Сыщик краем глаза взглянул на Кляйнерта:

– Когда?

– Через два часа.

– Увидимся…

Ньеман убрал телефон.