Я не Монте-Кристо - Тала Тоцка (2020)

— Я влюбилась в него сразу же, разве можно было не влюбиться? А он в меня, он и расспрашивать особо не расспрашивал, сразу к себе перевез, мы расписались, я была счастлива. Пока мне не начала сниться моя дочь, — и снова по высохшим щекам покатились слезы, старуха не вытирала их, а продолжала говорить, лишь изредка моргая и опуская голову. — Я совсем не думала о ней, когда оставляла ее там, а потом меня начала съедать тоска, не было ни дня, чтобы я о ней не вспоминала. И тогда я сочинила легенду для Вани о своей подруге Урсуле, которая просила меня помогать ее дочери, и Ваня начал искать мою девочку. И мне иногда казалось, что он догадывается, я как-то даже спросить хотела, но побоялась. Побоялась потерять то, что далось мне такой ценой. А потом Ваня сказал, что скорее всего моей девочки нет в живых, документы сгорели, их восстанавливали по памяти, и могли что-то напутать. И я прожила жизнь, зная, что самовольно обрекла свою дочь на детский дом, а сама воспитываю чужого ребенка.

Отец дернулся и посмотрел на ту, которую считал своей матерью, и на какие-то секунды Никита увидел в нем потерявшегося ребенка, что растерянно смотрит по сторонам, не зная, куда деваться.

— Когда я узнала, что умер последний Фон-Россель, сразу решила получить наследство. Я была тебе плохой матерью, Саша, я так и не смогла тебя полюбить, мне все время вместо тебя виделась моя дочь. Но я хотела как-то это компенсировать. Нужна была девушка, которую можно было выдать за внучку Урсулы, и провидение привело в наш дом Саломию, — последние слова она произнесла практически шепотом. — Если бы я только могла допустить, что она моя родная внучка! По плану биоматериал жены Никиты заменили моим, и если бы не Беккер, никто бы ничего не узнал. Когда ты начал требовать переписать контракт, я поняла, что твой ребенок будет прямым наследником, твоя жена сможет этим манипулировать, и тогда я обратилась к Ермолаеву.

— Даниэль твой правнук, — сквозь сжатые зубы процедил Никита, — мой ребенок в любом случае был бы твоим правнуком. У тебя ничего не дрогнуло?

Но старуха вновь оставила его слова без внимания, она смотрела перед собой пустыми глазами и продолжала шептать:

— Я искала ее, я так страдала и терзалась без нее, а она все время была здесь, рядом, ходила в школу, танцевала, я ведь даже не знала, как ее зовут, а ее звали Олечка. Та женщина, что удочерила ее, Любовь Вербницкая, я с ней так и не познакомилась. Не поблагодарила.

— Ты ее тоже убила, — жестко сказал Никита, — я видел это своими глазами.

— Мои девочки, — шептала Урсула, раскачиваясь в такт словам, — что же я наделала…

Отец стоял, обнявшись с матерью и не смотрел на старуху. Никита ничем не мог им помочь, ему нужно было возвращаться к своей семье, а родители как-нибудь справятся.

— Меня ты тоже убьешь, Никита, как Ермолаева? — вдруг очень ясным тоном спросила старуха, и Никита усмехнулся. Отец с матерью вскинули на него потрясенные взгляды, это явно было для них новостью.

— Нет, незачем, моя жена и сын живы, скоро у меня родится дочь, но я позабочусь о том, чтобы с тобой они никогда не пересекались. И я тебя видеть не желаю. Живи, как знаешь.

— Ты не хочешь отомстить? — похоже, она его провоцировала.

— Нет. Я не Монте-Кристо, — мотнул головой Никита и, сунув руки в карманы, направился к выходу. Внезапно понял, как он соскучился за эти пару часов, пока не видел свою Саломию. И сына.

— Сынок, — метнулась было мать, но он ее остановил.

— Давай потом, мам, я поеду, устал. Я привезу их, обещаю, пусть только все утрясется, — мать закивала, вытирая глаза, и Никита зашагал дальше. А вслед раздалось надтреснуто-вымученное:

— Никита! — он замедлил шаг, но не стал останавливаться. — Позволь мне на них посмотреть! Хотя бы издали…