За мгновения до... - Виктория Мальцева (2020)

— Нет, нам нужно приготовить хотя бы часть еды на завтра! — дразню его, надеясь, что он схватит меня на руки и нахально утащит в спальню, как делал уже сотню, наверное, раз.

— А мы потом спустимся обратно… — обещает, прижимая свои ладони плотнее к моим ягодицам.

Мы целуемся и, поглощённые друг другом, не замечаем, как открывается входная дверь, впуская наш конец.

— ЕВА! — этот внезапный вопль, квинтэссенцию ярости и раздражения мне не забыть до самой смерти.

Вскакиваю, как ошпаренная, словно вор, пойманный на месте преступления. Дамиен поднимается вслед за мной, но подчёркнуто медленно, словно ничего плохого, ничего запрещённого или неприемлемого не делал. Каждым движением он пытается доказать своё право на то, чему не быть.

— А… почему так рано? — бормочу, пытаясь на ходу сообразить стратегию защиты. — Ты же сказала, встретить нужно двадцать третьего…

— Нет, я говорила двадцать второго! — практически орёт мать.

Дэвид выглядит растерянным и впервые не пытается меня защитить.

Я не понимаю, что происходит. Да, они узнали о «нас» не так, как мы планировали, но какого чёрта так реагировать?

Чувствую себя бесконечно униженной, словно мне тринадцать, и меня поймали на сексе или курении травки. «Мы взрослые люди, в конце концов, и имеем право делать, что хотим» — тысячи раз повторяю самой себе. Да и хотим-то, в сущности, вполне нормальной адекватной вещи — просто любить друг друга.

— Живо в свою комнату! — приказывает мать, сверля почти ненавидящим взглядом.

Её трясущиеся руки укладывают коробки с рождественскими подарками на барную стойку, но те падают на пол, и именно в этот момент, наблюдая её борьбу с собственными неуклюжими пальцами, я вспоминаю свой сон, и осознаю, что это конец.

— Мама! — это почти крик отчаяния.

— Поднимись в свою комнату, я сказала! — повторяет сквозь стиснутые зубы мать.

— Энни… — это жёсткий голос Дамиена, хватающего мою руку.

Я признательна ему за эту смелость, решимость и желание встать на мою, нашу защиту, но сейчас, ей Богу, лучше бы никого не провоцировать.

Увидев этот его жест, мать шумно выдыхает, силясь придать себе спокойствия, и уже ровным голосом вежливо меня просит:

— Ева, нам нужно очень серьёзно поговорить. Поднимись, пожалуйста, в свою комнату!

— Почему бы нам не решить всё здесь и всем вместе, если это так важно? — почти невозмутимо предлагает Дамиен.

— У тебя сейчас тоже будет разговор. С отцом! — я впервые слышу, чтобы мать говорила с пасынком в таком резком тоне.

— Да, Ева. Поднимись, пожалуйста, — просит Дэвид, протирая очки краем своей голубой рубашки.

Дамиен отпускает мою руку, и я вижу в его глазах желание поцеловать меня и прижать к себе, защитить, уберечь от этого разговора, но он только наклоняется к моему уху, чтобы напомнить:

— Как бы они к этому не отнеслись, мы всё равно будем вместе! Всегда! Поняла?

— Поняла, — шепчу в ответ, а у самой ком в горле, потому что уже знаю, что не будем.

Мы поднимаемся, я оборачиваюсь и вижу Дамиена, смотрящего вслед, наши глаза встречаются, и он улыбается, как бы говоря «Ничего не бойся!». Дэвид стоит у бара, уже наливая себе спиртное.

Не успевает дверь моей комнаты захлопнуться, как мать дрожащим голосом задаёт главный свой вопрос:

- Как давно вы… что между вами?

— Ты всё прекрасно видела своими глазами, — отвечаю, стараясь сохранять спокойствие.

— Как долго, Ева?

— Ровно год.

Лицо матери меняется: из испуганно-возбужденного на моих глазах оно перерождается в серую безжизненную маску. Кажется, еще немного и она потеряет сознание.

Она закрывает глаза, будто собирается с силами, и задаёт вопрос, который я меньше всего ожидаю:

— Секс…

Мои глаза буквально выкатываются:

— Мама!!!

— Я хочу знать, был ли у вас секс!