Мера ее вины - Хелен Чандлер (2020)

— Крамбл я тебе могу еще и завтра сделать. В саду много ревеня. Хочешь со сливками или с заварным кремом? — спросила Рут, накидывая на ее плечи кардиган.

— А можно с мороженым? — спросила мать.

— Конечно, можно, — ответила Рут, ведя ее к машине.

— Мне кажется, что сегодня я сделала что-то плохое. Не помню, что, но люди смотрели на меня осуждающе. Я сделала что-то не то? — В глазах старой женщины появились слезы, и Рут почувствовала, что она и сама прослезилась.

— Нет, дорогая, ты ничего плохого не сделала. Ты не в состоянии сделать что-то плохое. Поедем домой.

Рут усадила мать в машину. В тот момент она жалела о смерти своей сестры Гейл. Впрочем, Рут сожалела о смерти сестры каждый день. Если б сестра не умерла, то мать, возможно, была бы здорова и Рут не пришлось бы каждый раз при виде ее чувствовать боль из-за того, как некогда гордая и умная женщина превратилась в беспомощного и ничего не понимающего ребенка. Она пристегнула мать ремнем безопасности, поцеловала в висок и задумалась о том, сколько времени ей еще отведено быть с ней. Сколько бы ни было, все равно слишком мало, подумала Рут. Поэтому она никогда не сдаст мать в дурдом. Она даже не хотела думать о том, что может потерять еще одного человека, которого любила.

Глава 20

Восьмой день суда

Это был первый день похолодания после нескольких недель жары, и в воздухе чувствовалась липкая влага. Лотти решила в первый день недели надеть джинсы и кофту с капюшоном синего с белой крошкой цвета. Выбор одежды лишь частично объяснялся похолоданием. Главным образом она оделась так потому, что все выходные мучилась угрызениями совести. Чтобы не возбуждать Кэмерона, больше не будет коротких юбок, а также никаких глаженых и накрахмаленных блузок, чтобы не стать похожей на Табиту и ее компанию. Лотти хотела быть собой.

На протяжении всей субботы она не включала мобильник, потому что боялась сообщений от Кэмерона, которые лишь еще больше испортят ей настроение. В воскресенье утром не выдержала и включила телефон, чтобы прочитать или прослушать полученные сообщения. О ужас! Он ей ничего не прислал. Лотти, конечно, просила не беспокоить ее в выходные, ссылаясь на то, что будет находиться в кругу семьи, где должна быть примерной матерью и поддерживать хотя бы видимость нормальных отношений с мужем. «Но все же, — думала она, — он мог бы отправить хоть одну эсэмэску. Хотя… какого содержания? Типа: «Спасибо, что дала себя потискать в ванной, надо будет повторить»? Что вообще он мог ей сказать?» К вечеру воскресенья ее уже так сильно раздражало собственное желание того, чтобы Кэмерон вышел на связь, что Лотти перестала смотреть мужу в глаза. Настроение было отвратительным, и она чувствовала себя не в своей тарелке. Наконец схватила телефон, решив проявить инициативу.

«Это больше не может продолжаться, — написала она, закрывшись в туалете, чтобы ее не видел муж, — слишком опасно. Останемся друзьями?»

Отправив сообщение, Лотти тут же выключила телефон.

— Шарлотта! — услышала она крик мужа, выходя из туалета. Спрятала мобильник в карман и подошла к нему.

— Что?

— Только что получил имейл от матери. Она пишет, что приедет к нам на Рождество, — сказал Зэйн, не отрываясь от своей работы.

— Значит, на Рождество, — произнесла Лотти сквозь стиснутые зубы. — И на сколько?

— На три или на четыре недели. Пакистан все-таки — не самый близкий свет. Пусть немного побудет здесь. Она все-таки внука полтора года не видела…

— А на сколько дней ты сам в это время возьмешь отпуск? — поинтересовалась Лотти, сложив руки на груди и опираясь на дверной косяк.

— В этом году получится на целую неделю. Мы должны написать ей, когда лучше приехать. Мне кажется, что самое подходящее время — это середина декабря. Под Рождество билеты будут слишком дорогими.

— Значит, мне придется три-четыре недели развлекать ее и быть ее водителем? — спросила она.