Ангелы не умирают - Екатерина Оленева (2017)

— Законнорожденность в наше время — пшик. Ничто.

— Ты ублюдок не потому, что остался без роду и племени — ты ублюдок по состоянию души. Для тебя ничто не имеет значение. Даже собственная семья.

— Ты меня не знаешь, милый. Как же можешь меня судить?

— Ещё немного, я и обольщусь мыслью, что тебя огорчает моё предвзятое мнение?

— Нет, к сожалению. На самом деле я был бы даже рад немного огорчиться. Или обрадоваться. Или влюбиться. Но — увы! Всё, что я могу чувствовать в последнее время — лишь жалкое подобие прежнего азарта. Вялый интерес.

Ты никогда не замечал, милый, до какой степени людям не хватает глубины? Когда я был молод, они, люди, казались мне увлекательными как новые книги — взять в руки, вдохнуть аромат, познать содержание. Но чем дольше читаешь, тем яснее понимаешь, что сюжетец чаще всего тухлый — концовка слита, внутри полно нелогичностей и всё так невнятно. А главные герои всё время не дотягивают до чего-то… а до чего, и сам никак не поймёшь. Хватаешь одно, другое, третье. Разочарование становится сильнее и горше.

Как по-твоему, милый мальчик из старинного дома, что движет людьми?

— Зависит от человека. У разных людей разные устремления.

— Разными людьми движет всего две страсти: похоть и жадность.

— А тобой что движет: похоть? Или жадность?

— Жадность. Люблю коллекционировать чужие пороки.

— Зачем тебе это?

Кинг усмехнулся, пригубливая бокал, слизывая языком рубиновые капли, оставшиеся на губах:

— Приятно не быть в одиночестве, милый, — он подался вперёд, насмешливо глядя на меня. — А ты как относишься?..

— К пороку или к одиночеству?

— К тому и к другому, — длинные тонкие пальцы Кинга потянулись ко мне.

Нельзя сказать, что это было приятно. Подобным жестом ласкают женщин. Я же не нуждаюсь ни в нежности, ни в ласке.

В сексе с мужчинами меня всегда привлекала боль, борьба, сходная с поединком и возможность выплеснуть ту, самую чёрную сторону моей натуры, которую чаще всего показывать женщинам я не решался.

За исключением Синтии. Она-то знала меня целиком.

Кинг это почувствовал — мою тьму.

Отведя волосы с моего лица, он ухмыльнулся, склоняясь почти к самым моим губам:

— Ты не любишь причинять боль — тебе нравится получать её. Скажи, что приятного в этом?

— Думаешь, я хочу об это говорить?

— Почему нет?

Он отодвинулся, подпирая подбородок рукой и насмешливо, явно провоцируя, в упор посмотрел на меня:

— Я жду обещанного. Что ты хотел предложить мне, милый? И в обмен — на что?

— В обмен на то, что ни ты, ни я не станем вмешивать в наше противостояние дорогих нам людей.

— Дорогих нам людей? — он потянулся, словно кот, демонстрирующий острые когти.

Я не был мышью, у него нет когтей. Так что его ленивая вальяжность не слишком впечатлила.

— Думаешь, я поверю, что у тебя их нет? — покачал я головой. — Я не такой, как другие, Кинг. Веришь или нет, но в нашем случае наблюдается полный паритет сил… хотя, нет! У меня всё-таки сил больше. Потому что деньги у меня.

— Пока они не у тебя, а у той маленькой дурочки, что угораздило в тебя влюбиться.

— Те, кто стоят рядом с нами обречены рано или поздно влюбляться в нас. Таково наше проклятие.

— Большинство людей посчитало бы это даром.

Наши взгляды встретились.

— Большинство людей — да. Но ты-то не большинство, Кинг. И мы, — после небольшой паузы добавил я, — мы — не люди. Ты никогда не был человек. А я… я даже не знаю, что я теперь такое. Проклятое отродье, вырванное из ада ведьмой? Человек вне времени, привязанностей и законов?

Я есть, но меня вроде как бы и нет? Что я такое: чья-то иллюзия? Воспоминание? Болезненная навязчивая идея?

Мне вовсе не хочется понимать, до какой крайности я способен дойти, если мы объявим друг другу войну.

Кинг, тебя ведь не вводят в заблуждение мои белые локоны и нежный взгляд?