Теория зла - Донато Карризи (2019)

– Мне поручили присматривать за преступником, который решился предать своих сообщников. Мы обеспечили ему защиту, снабдили вымышленным именем, но не должны были спускать с него глаз. Этим занимались я и Гуревич.

– Тогда почему, когда он сбежал, только тебя заподозрили?

– Потому что я был с подопечным в ту ночь, когда у его сына случился приступ аппендицита. Он хотел навестить сына в больнице и умолял проводить его туда. Не могу сказать, чтобы за дни, когда мы вынуждены были жить под одной крышей, мы особенно подружились, мы даже не очень-то сблизились, хотя я ценил его готовность сотрудничать. Уж если человек избрал какой-то путь – добрый или дурной, – ему нелегко свернуть с него, рискуя жизнью.

– И как ты поступил?

– Нарушил регламент и отвез его в больницу. И когда он потом сбежал, мне припомнили тот эпизод как доказательство, что мы были в сговоре. Обвинение сняли, потому что денег так и не нашли, но слава осталась… ее не изживешь так просто.

– Не понимаю, – продолжала Мила. – Не имея доказательств, коллеги были не вправе тебя осудить.

– Зачем полицейским докапываться до правды, когда коллегу можно приговорить и без суда.

Миле был уже нестерпим этот его сарказм.

– Не могу понять, как ты можешь защищать память Гуревича. Ты ни в чем не виноват, но не хочешь, чтобы люди узнали, как на самом деле обстояли дела.

– Мертвые не могут ответить на обвинения.

– Ты не потому молчишь. Просто ты – как сам говоришь – «привык» так жить. Тебе даже нравится. У тебя совсем нет самолюбия? Унижения, которые ты терпишь, ты сам и используешь, чтобы изводить себя. Так ты сам себя обманываешь и считаешь себя лучше других только потому, что безропотно принимаешь насмешки и тычки.

Спецагент молчал.

– Все мы творим безобразия, Бериш. Но из-за этого не позволяем людям издеваться над собой по твоему примеру.

– Верно. Вот почему все стараются показать себя с лучшей стороны, выстроить положительный образ, даже в ущерб истине. И признают свою вину только перед таким, как я. – Он подошел ближе. – Знаешь, почему я стал лучшим в Управлении специалистом по допросам? Преступники незнакомы со мной, не знают, кто я такой, но, едва взглянув на меня, понимают, что я ничем от них не отличаюсь и мне тоже есть что скрывать. – Бериш наставил на нее указательный палец. – Виноват я или нет, но в этом моя сила.

– И ты гордишься ею? – Мила переняла у Бериша его насмешливый тон.

– Никто не расположен признаваться в грехах, не получая ничего взамен, Мила. Даже ты.

Она на минуту задумалась.

– Помнишь бродягу, который живет рядом с моим домом?

– Тот, которому ты носишь еду?

– В моих действиях нет ничего от альтруизма, от человеколюбия. Он отирается там уже около года, и я просто пытаюсь завоевать его доверие, выкурить из норы, чтобы посмотреть ему в лицо, даже, может быть, с ним поговорить. Не то чтобы я принимала его судьбу близко к сердцу, дело в том, что я должна уточнить: а вдруг это кто-то из обитателей Лимба. Я знать не хочу, счастлив он или нет. Несчастья людей интересуют нас только тогда, когда отражают наши.

– И какой из этого вывод?

– Вывод такой, что и я, когда нужно, играю роль, но не расположена из-за этого давать слабину.

– И в этом твоя вина? – возмутился Бериш. – Почему ты не расскажешь мне о дочери?

Когда Бериш упомянул Алису, Мила едва сдержалась, чтобы не наброситься на него с кулаками.

Но тот не дал ей ответить.

– Я, по крайней мере, не убегаю. Сам расплачиваюсь за свои ошибки. А что делаешь ты? Кому сбагрила свою дочь, чтобы не принимать на себя ответственность? Ведь ясно, что она не существует для тебя, разве только ты сама распорядишься по-другому.

– Что ты об этом знаешь?

Их голоса уже почти перекрывали бурную дискуссию за стеной.