Гипнотизер - Ларс Кеплер (2017)

– Сделаю фотографию с близкого расстояния, – пробормотал я и встал на колени, чувствуя, как внутри все гудит от вожделения.

Майя руками приподняла тяжелую грудь. Фотоаппарат сверкнул вспышкой. Майя прошептала, чтобы я подошел ближе. У меня была сильная эрекция, я ощущал тянущую боль. Опустил фотоаппарат, подался вперед и взял сосок в рот; Майя прижала грудь к моему лицу, и я стал лизать и сосать твердый сосок.

– Боже, – прошептала она, – боже, как прекрасно.

От ее горячей кожи веяло жаром. Майя стащила с себя джинсы, пинком отшвырнула их в сторону. Я встал на ноги с мыслью, что не должен спать с ней, нельзя, однако взял фотоаппарат и снова сфотографировал ее. На Майе остались только тонкие светло-зеленые трусики.

– Ну иди же, – прошептала она.

Я снова посмотрел на нее в видоискатель: она широко улыбнулась и раздвинула ноги, глядя на меня. Темные лобковые волосы вылезли за зеленую ткань трусов.

– Давай, – сказала она.

Я ответил:

– Не могу.

– А я думаю, можешь, – улыбнулась она.

– Майя, ты опасна, как же ты опасна, – сказал я и положил фотоаппарат рядом с собой.

– Я знаю, что я вредина.

– Пойми ты, я женатый человек.

– По-твоему, я некрасивая?

– Ты поразительно красивая.

– Красивее, чем твоя жена?

– Перестань.

– Но ты же хочешь меня? – прошептала она, хихикнула и снова посерьезнела.

Я кивнул, попятился и увидел, что Майя довольно улыбается.

– Но мне можно продолжить интервью?

– Разумеется, – сказал я, отступая к двери.

Она послала мне воздушный поцелуй, я ответил на него, вышел из квартиры, выбежал на улицу и сел на велосипед.

Ночью мне снился барельеф, изображавший трех нимф. Я проснулся от того, что что-то громко сказал – так громко, что услышал эхо собственного голоса в тихой темной спальне. Симоне вернулась домой, когда я уже спал; она пошевелилась рядом со мной во сне. Я весь вспотел, алкоголь все еще гнал кровь по жилам. Мимо окон, мигая, прогрохотала мусорка. В доме стояла тишина. Я выпил таблетку и попытался ни о чем не думать, но помнил, что произошло накануне вечером. Я снимал почти голую Майю Свартлинг. Я фотографировал ее грудь, ноги, ее травянисто-зеленые трусы. Но мы не переспали друг с другом, повторял я себе. Я об этом не думал, не хотел этого; я зашел далеко, но не изменил Симоне. Теперь я проснулся окончательно. Ледяное бодрствование. Что же со мной было? Боже мой, как я мог поддаться на уговоры и фотографировать голую Майю? Она была такой красивой, соблазнительной. И льстила мне. Неужели этого оказалось достаточно? Я с изумлением подумал, что обнаружил свое собственное слабое место: я тщеславен. Ничто во мне не говорило, что я влюблен в Майю. Мне было хорошо с ней из-за одного только тщеславия.

Я повертелся в постели, натянул одеяло на голову и через минуту снова крепко заснул.

Шарлотте не пришла на последнее на неделе занятие. Это было скверно, сегодня я собирался довести ее до окончательного результата. Марек пребывал в глубоком гипнотическом расслаблении. Он вяло развалился, свитер натянулся на могучих бицепсах и чрезмерно развитых мышцах спины. Волосы пострижены “ежиком”, голова покрыта зарубцевавшимися шрамами. Он медленно задвигал челюстями, поднял голову и посмотрел на меня пустым взглядом.

– До чего смешно, – громко сообщил он. – От электрических разрядов парень из Мостара прыгает, как в мультике.

Марек со счастливым видом покачал головой.

– Он лежит на бетонном полу, темный от крови, еле-еле дышит. Потом сжимается и начинает плакать. Черт! Я ору, чтобы он встал, что убью его, если он не встанет, что я загоню штык ему в задницу.

Марек на мгновение замолчал. Потом продолжил тем же бессмысленно-легким тоном: