Когда я сказал участникам группы, чтобы они уронили подбородок на грудь, Эва немедленно отреагировала широкой улыбкой. Я начал обратный счет, спиной ощутил падение, почувствовал, как вода сомкнулась надо мной. При этом не спускал с Эвы глаз. Она искоса поглядывала на Пьера и пыталась дышать в такт с ним.

– Вы медленно погружаетесь, – говорил я. – Глубже, ниже, вы расслабляетесь, чувствуете приятную тяжесть.

Я зашел за спину пациентам, посмотрел на их бледные шеи и круглые спины, остановился возле Эвы и положил руку ей на плечо. Не открывая глаз, она медленно подняла лицо и слегка надула губы.

– Теперь я обращаюсь только к вам, Эва, – сказал я. – Я хочу, чтобы вы расслабились, но при этом бодрствовали. Вы будете слушать мой голос, когда я стану говорить с группой, но не погрузитесь в гипноз, вы ощутите то же спокойствие, то же приятное погружение, но останетесь в сознании.

Плечо под моей рукой обмякло, и я продолжил:

– Теперь я снова обращаюсь ко всем. Слушайте меня. Я буду называть цифры, и с каждой цифрой мы будем все больше погружаться в расслабленное состояние. Но вы, Эва, последуете за нами только в мыслях. Вы останетесь в сознании, будете бодрствовать.

Я вернулся на свое место, продолжая считать; сел на стул перед группой и увидел бессмысленное лицо Эвы. Она выглядела совсем по-другому. Трудно было поверить, что это один и тот же человек. Нижняя губа отвисла, влажная розовая кожица контрастировала с голубой помадой, женщина глубоко дышала. Я ушел в себя, ослабил хватку и стал погружаться в воду, наполняющую темную лифтовую шахту. Мы находились на затонувшем корабле или в затопленном доме. Ногами я ощутил поток прохладной воды. Мимо пронеслись пузырьки воздуха и обрывки фукуса.

– Продолжаем, глубже, спокойнее, – осторожно призывал я.

Минут через двадцать мы уже стояли глубоко под водой на гладком стальном полу. Одиночные ракушки прицепились к металлу. Там и тут виднелись небольшие скопления водорослей. Белый краб вылез на плоскую поверхность. Группа стояла передо мной полукругом. Лицо Эвы было бледным, со странно отсутствующим выражением. Серый водяной свет ходил волнами по ее щекам, зеркальный, текучий.

Расслабленное, ее лицо казалось совсем открытым и почти монашеским. На безвольно приоткрытых губах появились пузырьки слюны.

– Эва, я хочу, чтобы вы говорили спокойно и задержались на том, что видите.

– Ладно, – пробормотала она.

– Расскажите нам, где вы находитесь? – начал я.

У Эвы вдруг стал странный вид. Словно ее что-то страшно поразило.

– Я на дороге. Иду по мягкой тропинке с сосновой хвоей и длинными шишками, – прошептала она. – Наверное, я подойду к байдарочному клубу и загляну в заднее окно.

– И вы подходите?

Эва кивнула и надула щеки, как сердитый ребенок.

– Что вы видите?

– Ничего, – быстро и решительно ответила она.

– Ничего?

– Только одну мелочь… как я пишу школьным мелком на асфальте возле почты.

– Что вы пишете?

– Так, чепуху.

– Вы ничего не видите в окне?

– Нет… только какого-то мальчика, я смотрю на мальчика, – пробормотала она. – Он лежит в узкой кроватке, на диване. Мужчина в белом махровом халате ложится на него. Это так красиво. Мне нравится смотреть на них, мне нравятся мальчики, я хочу заботиться о них, целовать их.

У Эвы задергался рот, глаза перебегали с одного участника группы на другого.

– Я не была под гипнозом, – сказала она.

Я ответил:

– Вы расслабились, это действует так же хорошо.

– Нет, это подействовало плохо, я вовсе не думала, о чем говорю. Просто говорила что придется. Я все выдумала.

– Никакого байдарочного клуба не существует?

– Нет, – резко ответила она.

– Мягкая тропинка?

– Я ее придумала, – пожала она плечами.