Час расплаты - Луиза Пенни (2018)

Неподалеку от него неприкрытая голова Натаниэля склонялась над шкафом, его пальцы резво, чуть ли не лихорадочно перебирали карточки.

* * *

Месье Бержерон, старший по топонимике района, был лысеющим, педантичным, сухощавым человеком. Его кабинет тоже казался лысым и строгим, без каких-либо личных вещей, кроме пыльной плексигласовой таблички, поздравляющей его с тридцатилетием службы на благо Квебека. За спиной месье Бержерона висела детальная, во всю стену, карта района.

Маленький сухощавый человек вцепился пальцами в край стола, словно птица на насесте, и наклонился вперед.

Громко вздохнув, он перевел взгляд с карты на китаянку, потом на готку.

– Тюркотт. – Он снова вздохнул. – Где вы это нашли?

– В стене в Трех Соснах, – сказала Хуэйфэнь.

– Где?

– В деревне, – пояснила Амелия.

Он на мгновение растерялся, затем опустил взгляд на карту.

– Тюркотт, – повторила Хуэйфэнь. – Так звали человека, который ее нарисовал?

– Oui, oui, – мечтательно произнес Бержерон.

– А как вы узнали? – спросила Амелия.

Ее и забавляла, и раздражала реакция этого человека. Карта не только увлекла, но и поглотила его. Он словно провалился куда-то между тонкими топографическими линиями и застрял там. К собственной радости.

– Ошибиться невозможно, правда? – сказал он с уверенностью эксперта, удивленного тем, что никто не видит то, что очевидно для него. – Можно прикоснуться?

Молодые женщины закивали, не распространяясь о том, что несколькими минутами ранее к карте прикасался пончик с вареньем.

Месье Бержерон протянул руку, и его тонкий палец завис над бумагой, словно в попытке ее оживить, как у Адама на фреске Микеланджело в Сикстинской капелле.

Когда палец наконец опустился, это произошло так изящно, так интимно, что Амелии захотелось отвернуться.

Она чуть было не сказала, что это не оригинал, а ксерокопия, но передумала. Этот человек прекрасно отличал копию от оригинала. И тем не менее то, что он видел, сразило его наповал.

– Тюркотт был картографом? – спросила Хуэйфэнь.

– Не просто картографом. Антони Тюркотт стал отцом всей современной квебекской картографии. Он организовал департамент, который занимался картографированием и наименованием всего в провинции. Это произошло в начале девятисотых. Он был гигантом. Он признавал связь людей с тем местом, где они живут. Говорил, что это не просто земля. Наша история, наша кухня, наши рассказы и песни – все порождено местом, где мы живем. Он хотел передать это. Он дал les habitants их patrimoine.

Месье Бержерон использовал старое, местное название жителей Квебека: les habitants. С годами оно превратилось чуть ли не в оскорбительное, вызывая образ неотесанной деревенщины.

Но этот человек, а до него Антони Тюркотт правильно использовали слово. Les habitants – люди, которые ухаживали за этой землей. Они расчистили ее, обработали, построили на ней дома и предприятия. Они жили на квебекской земле и любили ее. Они рождались на ней и уходили в нее.

Без les habitants не было бы Квебека.

Но месье Бержерон использовал и другое слово. Их patrimoine. Их наследство. Их язык, культуру, наследство. Их землю.

– Тюркотт жил в Монреале, но решил переехать сюда, в Восточные кантоны, – сказал Бержерон. – Он открыл картографические кабинеты по всей провинции, однако карту района предпочел сделать сам. Я думаю, он влюбился в Восточные кантоны и их историю.

– Вы хотели сказать, географию? – уточнила Амелия.

– Это одно и то же. – Чиновник посмотрел на нее через стол. – Антони Тюркотт знал, что история и география неразделимы.

– А я могу их разделить, – пробормотала Амелия. – И мои учителя тоже.