Час расплаты - Луиза Пенни (2018)

– Я думала, они росли тут не один век, – сказала Мирна. – Как Рут.

– Так оно и было, – кивнула Рут. – Три сосны, те или иные, всегда росли на деревенском лугу.

Это прозвучало так авторитетно, что Мирна и вправду задумалась, уж не прожила ли Рут несколько веков. Вросла корнями, замариновалась. Как старая репа.

– Возможно, самые первые сосны умерли, – сказала Клара. – Нет ли одного из этих парней на витраже в церкви?

Она пустила фото по кругу.

– Трудно сказать, – откликнулась Мирна. – Это точно не тот юноша, что в центре, а два других стоят в профиль.

– А имена там есть? – спросил Габри.

Рут взглянула на оборотную сторону фотографии.

– Жо и Норм Валуа, – прочла она.

Друзья посмотрели на нее, свою энциклопедию утрат.

Рут кивнула:

– А на стене есть и третий Валуа. Пьер. Вероятно, еще один брат.

– Боже мой, – прошептала Рейн-Мари и отвернулась от фотографии, не в силах смотреть в глаза мадам Валуа.

– Наверное, Пьер и сделал фотографию, – предположил Габри. – А может, их отец.

Фотография вернулась к Кларе. Был ли Пьер младшим сыном или старшим? Поступил ли он в армию позднее, чтобы быть вместе с братьями? Или уже ждал их там? Нашли ли они друг друга перед смертью? Большинство ребят оказывались в одном полку, а нередко и в одной роте. И погибали в одном сражении.

Ипр, Вими, Фландрия, Сомма, Пашендаль. Названия, известные теперь всем, но незнакомые для трех братьев.

Клара не могла оторвать глаз от фотографии с молодыми людьми, молодыми соснами и ее домом, ничуть не изменившимся, на заднем плане.

Может, они выросли в ее доме? Может, туда и доставлялись телеграммы? И падали одна за другой из рук матери на плитки пола? Копились там. Листки горя.

«С глубоким прискорбием сообщаем вам…»

Не потому ли в ее коттедже всегда ощущалось такое спокойствие? Для него было привычным предлагать утешение безутешным.

Клара положила фотографию на диван рядом с собой и продолжила перебирать содержимое коробок, искать мальчишек с витража.

На многих фотографиях были запечатлены изрытые поля, где прежде стояли французские и бельгийские деревни, отправленные в небытие бомбардировками и артобстрелами. Они исчезли, сровнялись с землей.

– Мы можем помочь? – спросил Арман, когда после возвращения из академии они с Желина переоделись, собираясь идти в бистро.

Рейн-Мари не ответила, она молча глядела в коробку из-под обуви, стоящую у нее на коленях. Гамаш наклонился к ней и увидел содержимое коробки.

Телеграммы.

– Вы только посмотрите, – нарушил тишину Габри. Он вертел в руках компас. – Я так и не научился управляться с подобными вещицами.

– Вот он, главный потерянный мальчик, – сказала Мирна, и Рут фыркнула со смеху или потому, что опять затолкала оливку в ноздрю.

– Вам нужно заняться ориентированием, – посоветовал Гамаш, когда Габри передал компас ему.

– Спасибо, меня вполне устраивает моя ориентация, – отшутился Габри.

Стекло на компасе растрескалось, но стрелочка все равно находила север.

– Когда наиграешься этой штукой, Клузо, сходи к молодежи, – сказала Рут. – Они в бистро и хотят с тобой поговорить.

– Пойдемте? – спросил Гамаш у Желина.

Тот кивнул:

– Стаканчик виски у огонька – это неплохо.

Придя в бистро, Гамаш жестом попросил у Оливье два виски, а потом они с Желина прошли между столиками к кадетам. Те поднялись, но коммандер движением руки усадил их.

– Рут намекнула, что вы хотите поговорить со мной, – сказал Гамаш, садясь и разглаживая волосы, растрепавшиеся, когда он снял шапку. – Что-то случилось?

У четверки был расстроенный вид. Двое раскраснелись, двое побледнели.

– Да мы просто спорили, – сказала Хуэйфэнь. – Ничего нового.

– О чем? – спросил Желина, садясь.

– Эти двое нашли Стропила, или Нотр-Дам-де-Долёр, или как уж она называется, – сообщила Хуэйфэнь. – А мы сдались.