Ученик - Ханс Русенфельдт, Микаэль Юрт (2017)

Парикмахерская, ресторан, продовольственный магазин, закусочная, пиццерия, киоск, магазин одежды. Между ними открытое бетонное пространство. Осенью и зимой тут продувается насквозь, предположила Ванья, но сейчас палило солнце, и площадь можно было по праву назвать каменной пустыней. В тени, возле поликлиники, на одной из выставленных скамеек сидели несколько человек. Лежащая и тяжело дышащая тощая немецкая овчарка и две банки пива, которые передавались по кругу сидящими на скамейке мужчинами и женщиной, подсказали Ванье, что тут, вероятно, и стоит начать поиски Родригеса. Она направилась к скамейке. Когда ей оставалось пройти метров десять, все пять человек на скамейке обратили свое внимание на нее. Ее появление, казалось, оставило безучастной только овчарку. На последних шагах к тени под выступом дома Ванья достала фотографию Хосе Родригеса.

– Вы не знаете, где я могу найти этого парня? – Она протянула фотографию. Притворяться или как-то камуфлировать свое дело не имело смысла. Они, скорее всего, вычислили, что она из полиции, как только она вступила на площадь.

– Зачем это? – Седой мужчина с поводком в руках, чей возраст было невозможно определить, бросив беглый взгляд на фотографию, посмотрел на нее. У него не хватало обоих передних зубов, поэтому вопрос прозвучал довольно шепеляво.

– Мне надо с ним поговорить, – продолжила Ванья напрямик.

– А он-то захочет с тобой разговаривать? – Опять седой мужчина.

Его шепелявость казалась почти милой. Ванья быстро прикинула, что, вероятно, довольно трудно добиваться уважения, если ты звучишь как шестилетка с басом. Наверное, поэтому у него овчарка. Для компенсации.

– Это уж решать ему.

Ответ их явно не удовлетворил. Словно по сигналу, они все вернулись к тому, чем занимались до ее прихода. Продолжили разговор, прерванный, когда она приблизилась. Закурили. Рассеянно похлопывали собаку по голове. Сделав глоток пива, посылали банку дальше. Никто не обращал на Ванью никакого внимания. Даже не смотрел в ее сторону. Будто она перестала существовать. Ванья вздохнула. Конечно, она могла обойти площадь по кругу, показывая фотографию и задавая вопросы другим, и, в конце концов, добиться результата, но было жарко, а она устала и хотела домой. Она сунула руку в передний карман джинсов и вытащила сотенную купюру.

– Мне надо только узнать, где он. Я не скажу ему, откуда я узнала.

– Он обычно торчит возле садовых участков, – сразу сказал худой длинноволосый мужчина в джинсовой куртке и потянулся грязной, трясущейся рукой за купюрой, пока остальные не успели обменяться взглядами и решить, достаточна ли цена.

Ванья держала деньги вне досягаемости.

– Где это?

– Там, – длинноволосый махнул рукой в том направлении, откуда Ванья пришла. – Возле озера, как это называется… Томатстиген…

Название улицы. Сойдет. Ванья дала ему сто крон, и худощавый мужчина поспешно сунул ее в карман куртки, будто не замечая неодобрительных взглядов остальных.

В машине Ванья набрала Томатстиген и увидела, что улица действительно находится поблизости. Но если ехать туда на машине, то придется сделать основательный крюк.

Вместо этого она проехала по Кварставэген, припарковалась как можно ближе, прошла через маленькую рощицу к соседнему жилому району и вышла прямо к садовым участкам. Они больше походили на дачный поселок. Участки оказались довольно солидных размеров, и речь тут вовсе не шла о маленьких сараях в углу. Дома были не меньше двадцати квадратных метров, а перед ними виднелись летняя мебель, грили, гамаки и прочие удобства для отдыха после садовых работ. Ванью ничуть не тянуло к природе, во всяком случае, в таком варианте. Сажать, пропалывать, возиться и прореживать – это не для нее. Ей с трудом удавалось поддерживать жизнь цветов в горшках. Правда, в такое время года тут красиво. Повсюду цветы и зелень. За каждым забором жужжат пчелы и шмели.