Ангелы-хранители - Дин Кунц (2019)

Эйнштейн облизнулся, затем извлек из аппарата очередные буквы, чтобы выразить с их помощью свое полное одобрение:

ДОМ ТАМ ГДЕ СОСИСКИ

Проснувшись посреди ночи, Трэвис увидел, что Эйнштейн стоит возле окна, положив передние лапы на подоконник. В тусклом свете включенного в ванной комнате ночника ретривер казался смутной тенью. Внутренние ставни на окне спальни были заперты, и пес не мог видеть лужайку перед домом. Хотя при наличии незримой связи с Аутсайдером глаза были тем самым органом чувств, в котором Эйнштейн сейчас меньше всего нуждался.

– Там кто-то есть, малыш? – опасаясь случайно разбудить Нору, едва слышно спросил Трэвис.

Эйнштейн отошел от окна и, прошлепав к кровати, положил голову на матрас возле Трэвиса.

Трэвис погладил пса:

– Он что, приближается?

Но Эйнштейн лишь странно захныкал, лег на пол возле кровати и тотчас же погрузился в сон.

Через пару минут Трэвис тоже уснул.

Проснувшись перед рассветом, он обнаружил, что Нора, сидя на краю кровати, гладит Эйнштейна.

– Спи, спи, – сказала она Трэвису.

– Что-то не так?

– Все так, – сонно ответила Нора. – Я проснулась и увидела, что он стоит у окна. Но все в порядке. Спи давай.

Трэвису удалось уснуть в третий раз, но ему приснилось, будто за те полгода, что Аутсайдер преследовал собаку, он научился пользоваться инструментами и теперь, яростно сверкая желтыми глазами, прокладывает себе дорогу в спальню и крушит топором ставни.

2

Они давали Эйнштейну лекарство по расписанию, и тот послушно глотал таблетки. А еще Нора с Трэвисом объяснили ему, что он должен хорошо кушать, чтобы набраться сил. Эйнштейн старался, но аппетит возвращался к нему крайне медленно. Потребуется несколько недель, чтобы ретривер набрал те несколько фунтов, которые потерял за время болезни, и немного окреп. Однако день за днем он явно становился все сильнее.

К пятнице, десятого декабря, Эйнштейн показался Трэвису достаточно крепким, чтобы вывести его на короткую прогулку. Ретривера периодически покачивало, но он уже перестал ковылять. В ветеринарной клинике ему сделали все прививки, и теперь опасность заболеть, помимо чумки, еще и бешенством миновала.

Погода выдалась мягче, чем в предыдущие недели: около шестнадцати градусов Цельсия и никакого ветра. Разорванная облачность, а солнце, когда не пряталось за пушистыми облаками, дарило живительное тепло.

Эйнштейн вместе с Трэвисом совершал обход инфракрасных датчиков, установленных вокруг дома, и баллонов с закисью азота в амбаре. Они шли чуть медленнее, чем во время последнего совместного осмотра линий обороны, но Эйнштейн откровенно радовался возможности вернуться в строй.

Нора прилежно работала в студии над новой картиной: портретом Эйнштейна, который и не подозревал, что будет запечатлен на холсте. Картина должна была стать рождественским подарком ретриверу, после чего ее планировалось повесить над камином в гостиной.

Когда они с Эйнштейном вышли из амбара во двор, Трэвис спросил:

– Ну как, он приближается?

Услышав этот вопрос, Эйнштейн выполнил свою обычную процедуру, хотя и без привычного рвения: он не так усердно нюхал воздух, не так усердно вглядывался в черный лес вокруг дома. Вернувшись к Трэвису, ретривер взволнованно заскулил.

– Он уже здесь? – спросил Трэвис, но Эйнштейн не ответил, а снова обвел глазами лес и, явно растерявшись, замер. – Так он приближается? – настаивал Трэвис, но ретривер не ответил. – Он ближе, чем был раньше?

Эйнштейн покружил на месте, понюхал землю, наклонил голову направо, затем налево. Наконец он вернулся к дому и остановился в дверях, терпеливо поджидая Трэвиса.

Оказавшись внутри, Эйнштейн прямиком направился в кладовку.

ТУМАЗАНО

Трэвис уставился на выложенное слово:

– Тумазано?

Эйнштейн достал новые буквы и носом расставил их по местам:

ТУМАННО СМАЗАНО