Детство - Василий Панфилов (2019)

— Как мальчиков при лавках стригут, но только штоб качественно! Штоб видно было, што мастер делал, а не мать лишнее под горшком выстригала.

— А как же-с! — Парикмахер, то и дело срываясь на ярославский акцент, старательно, но неумело изображает етакого потомственного москвича, привычного ко всякому люду. Но прорывается иногда, да-с..

Впрочем, мастер он и в самом деле отменный, других в Сандунах и не водится. Поработает так несколько годков по утрам, когда в банях всё больше жокеи, цыгане да не пойми кто, пообтешется малость, и допустят его уже к сиятельствам и благородиям, в вечерние часы. Может быть. А может и нет. Иные до седых волос доживают, а всё чуть не на побегушках.

А пока вот, тренируется. Не только и даже не столько в искусстве парикмахерском, сколько в искусстве общения с любым клиентом, кто бы ето ни был.

— Жокеи с утра пришли, — Доверительно рассказывает он, повернув на мгновение красиво постриженную голову с напомаженными кудрями в мою сторону, не прекращая щёлкать ножницами у Санкиных ушей, — ну и как водится, цыгане за ними.

— Хвостиком, — Киваю понимающе, глядя на отточенные движения мастера, чуть ли не пританцовывающего вокруг Саньки, — одно без другово и не бывает.

— Да-с! Не упомню даже такого, чтобы жокеи пришли, а цыгане следом не объявились! — Улыбается парикмахер тонко, — Жокеи вес гоняют, зло парятся! Цыгане иной раз до обморока себя доводят, но сидят в парной — слушают-с! Нет-нет, да и обронят жокеи словечко, а кочевое племялошадники преизрядные, да и азартные донельзя! Играют-с! На ипподроме в иные дни чуть не всем табором собираются.

Всё ето объяснялось не столько мне, сколько Саньке.

— Ну вот! — Окинув взором друга, киваю одобрительно, — Видна рука мастера!

Даю двугривенный и тяну Чижа за собой. Взяв шайки, набираем горячую воду, дружок мой тянется за мной, не отставая ни на шаг. Да молча! Вид такой, будто по голове чем тяжёлым ударили. А што делать?! Так вот приходится, шоковой терапией!

Сам-то я попервой у Дмитрия Палыча сидел, на улицу только краешком выползал — только за водой, к дровянику да к помойной яме. Потихохоньку осваивался, Хитровку ту же видывал хотя бы со стороны, да рассказы слышал. И то, как вспомню! Чудом мимо Сциллы и Харибды проскочил, не иначе.

По весне там оказался, так што калунам я не шибко интересен оказался, они по осени больше детишек набирают, хотя мне иные страшилки сказывали. Дядьки разбойники да земляки, без них пропал бы поначалу, ето как пить дать.

А Санька не проскочит, да и меня потянуть может. Ввяжется во што-то, да и я за ним, а там и оба пропадём.

Познакомлю, конешно, с людьми нужными, но пока телок-телком, только глазами удивлённо вокруг лупает, ровно белово света ни разу не видывал.

Так што так и только так! Метод шоковой терапии, да от себя отпускать не буду. А через пару недель и вовсе, укатим в дальние края. На Юга!

В мраморную ванну Санька садился не без опаски, поглядывая на меня — всё ли правильно делает? Я же залез как старожил — как-никак, второй раз уже в Сандунах!

— Ничево так, — Осторожно сказал он, — тёпленько. Маленькова бабка в шайке купала, так похоже, тока больше и…

Он провёл пальце по мрамору ванны и покачал головой, но смолчал. Несколько минут лежали молча, но тут в мыльной появилась богатырская, хотя и несколько грузная фигура, отчётливо пахнущая гарью большого пожарища.

Богатырь тут же нарушил молчание мыльни, найдя знакомово и начав басовито рассказывать тому подробности происшествия.

— … через этаж! — Доносилось до нас изредка, — Чудом не поломался!

Рассказывая, богатырь не переставал мыться, шумно обливаясь из шайки и работая мочалкой.

— Уф! — Несколько минут спустя он тяжело погрузился в ванную по соседству, прикрыв на мгновение глаза. Тут же открыв, зорко огляделся вокруг и расплылся в улыбке.

— Ба! Егор Кузьмич!