Всё начинается со лжи - Елена Лабрус (2020)

Девицу же, с её слов, он имел по своему желанию как хотел больше пяти лет, жёстко оприходовав почти сразу, как её наняла Юлия Владимировна. Но платил исправно и щедро, потому девушка работала и терпела. Пока, конечно, однажды, двадцать недель назад, не решила «отомстить».

Не вязалась с бодрым видом Верейского и планами на будущее и его неожиданная болезнь. Но и здесь я находила отговорки. Генные болезни коварны и порой начинают себя проявлять и в период полового созревания, а некоторые и после тридцати, и после пятидесяти, как синдром, что назвала Ксения. Возможно, в силу возраста Верейскому казалось, что всё не настолько плохо и он, как большинство мужиков, просто отмахивался.

Легче мне пока от этих знаний не стало. И от этих сомнений тоже.

Но мне категорически нужны были факты и результаты анализов, поэтому я протянула ей направление и схему.

— Медуниверситет — это много-много похожих корпусов с разными номерами, каждый из которых ещё и с литерой, — подала я ей тёплый лист с принтера. Поставила крестик. Нарисовала стрелочку. — Мы сейчас здесь, корпус 17А. Дальше пройдёшь мимо анатомички, это 30Б, налево, а там, надеюсь, разберёшься где лаборатория. И посиди, пожалуйста, в коридоре. В кабинет тебя пригласят.

На экране университетского монитора я сохранила её данные в базе программы, под которую тоже попала со своей докторской диссертацией. Но, к сожалению, совсем по другой теме. Теперь бы дело за малым — получить подпись научного руководителя проекта, — если бы не характер этого самого руководителя.

— Спасибо, — довольно улыбнулась Ксения, сгибая лист.

— Пока не за что, — ответила я ей вслед. И сосредоточилась на заполнении пустых граф, ещё чувствуя раздражение.

Может, потому, что попала она ко мне на приём в не лучший момент, может, потому, что я теперь места себе не находила, переживая и за своего ребёнка, да и за кобеля Верейского, которому не позавидуешь, если диагноз подтверждён, как уверяла Ксения. А, может, это тупо ревность. Но стойкое предубеждение к этой симпатичной, но себе на уме, девице не проходило. Хотя вести её беременность я согласилась. А почему нет? Я и так в дерьме по уши: одним больше, одним меньше.

За стеной читала лекцию мой научный руководитель, профессор Калугина. Зычный голос Елены Петровны отдавался от стен маленького помещения кабинета за кафедрой гулким эхо, подавляя всё живое вокруг.

И я вздрогнула от неожиданности, когда по столу постучала ногтями узловатых пальцев заведующая кафедрой профессор Тертицкая:

— Зря вы, милочка, взяли работу на дом.

Именно её одобрения и подписи я и ждала.

Злобная, сухая, маленькая, похожая на Бабу Ягу со своей клюкой-тростью, уже лет шестьдесят Анна Михайловна читала лекции по патологии и наводила ужас на студентов, аспирантов, доцентов и коллег желчным характером, требовательностью и прямотой. В свои восемьдесят с лишним отличаясь цепким умом, отличной памятью, жёсткостью суждений, а ещё, как она сама о себе говорила, редкостной бесчеловечностью.

«Работой на дом» она назвала Ксению. И в этом уравнении: «дом» — наша альма матер, то есть университет, а «работа» — моя клиническая работа в Центре. Я притащила клиентку клиники в университет. И профессор Тертицкая, которой я всё изложила с утра, должна была решить берёт она её в свою программу «Врождённых и наследственных заболеваний плода» или нет.

Должна была решить на основе внесённых мной в базу данных и рассказа.

Но я пригласила Ксению сюда, чтобы, тихо сидя в своём углу, старая сова могла лично к ней присмотреться и вынести вердикт. Ну и по объективным причинам тоже. Я откровенно разрывалась между работой и университетом, и уже получила выговор от Калугиной за опоздание, а потом и за отмену лекции, когда Матрёшка заболела. Не провести очередную я не могла, а Ксения не могла прийти в другое время. Вот и выкручивались обе.