Зимнее серебро - Наоми Новик (2019)

И мне пришлось уйти. Я оглянулась на нее у самых дверей, однако напуганной она мне не показалась. Она уверенно смотрела в глаза своему мужу — моя тихая, холодная девочка с бесстрастным лицом.

Немного погодя царь с царицей вышли. И платье совсем изменилось. Оно стало просторнее, будто бы скроено пошире, и синий цвет перетекал от глубокого оттенка у талии к бледно-серому на подоле, а из-под него топорщились пышные нижние юбки, и по каждому подолу вилась серебряная вышивка с рубинами, которые подмигивали мне, словно намекая: нас-то не ты пришила! В руках Ирина держала свой ларец. Длинные рукава сделались газовыми, как летняя вуаль, и вдоль витиеватых узоров, что испещряли рукава, тоже рассыпались алые камешки. Точно капли крови, брызнувшей с алого царского плаща. Платье это шилось так же, как вышивалась скатерть — тяжким трудом да моими хворями. Я-то знала, сколько вложила и того и другого. И знала, чего стоит то платье, в которое царь облачил Ирину. И лучше бы мне не знать, чем за этот наряд будет уплачено.

* * *

Ванда с Сергеем ушли вниз помогать со свадьбой. Они и меня спросили, не хочу ли я с ними, но я сказал, что нет. Там уж очень все шумное и народу много. Я и не думал, что в целом мире наберется столько народу. Поэтому я сказал им: «Ой, нет-нет-нет», — и они неволить меня не стали. Но солнце начало клониться к горизонту, и мне сделалось не по себе одному в комнате. Я ведь сидел тут один-одинешенек, даже коз тут не было, и Ванда с Сергеем куда-то запропастились. А ну как они снова ушли? Вдруг кто-нибудь кинулся их искать, вот они и удрали? И наверху в доме ни одной души не было. Я открыл окно, высунулся наружу и поглядел вниз. Там ходило много народу и лошади стояли. Но внизу уже совсем стемнело, и хотя в окно еще светило солнце, я ни одного лица не мог различить. Сергея и Ванды я не увидел. Там вроде мелькнула какая-то женщина с золотистыми волосами, но кто ее знает — может, это и не Ванда вовсе.

Я засунулся назад. В доме сделалось так шумно и многолюдно, что хоть плачь. Я и окно закрыл, но не помогло. От камина шел шум и от дверей. И все громче, громче, а потом музыка заиграла. Громкая такая музыка, и гости пустились в пляс. У меня эта музыка аж в ногах отдавалась, не только в ушах. Я сел на кровать, уткнулся лицом в колени и заткнул уши. И даже так я ее чувствовал, эту музыку, — как от нее весь дом ходуном ходит.

И так все время. Снаружи стало темно, и я уже по правде испугался. Потому что не могут же Ванда с Сергеем по доброй воле торчать посреди этого грохота. А значит, с ними приключилась беда. Я притиснул лицо к коленкам, а руками обхватил голову. И тут в дверь постучали. Я не сказал «войдите», а то руки бы пришлось отнимать от головы. Но в дверь все равно вошли. Это оказалась панова Мандельштам.

— Стефан, как ты тут? — спросила она.

То есть она правда пришла узнать, как я тут, но и еще зачем-то кроме этого. Она еще о чем-то думала. Но я ей не ответил и головы от колен не поднял, и только тогда она и впрямь забеспокоилась, как я тут. И тогда она подошла к столу, взяла ту свечу, что оставила нам, и оторвала от нее пару больших кусков воска. Она подула на воск, чтобы остыл, и сказала:

— Вот, Стефан, заткни уши воском.

Я решил, что она дело предлагает, на чуть-чуть отнял руки и схватил воск. Он все еще был мягкий и теплый. Я затолкал его в ухо, и он там утрамбовался как надо. Когда воск остыл, оказалось, что в этом ухе музыка уже не так громыхает. В теле она еще отдается, но хотя бы я ее слышу меньше. Я очень обрадовался и быстро запихнул комок воска во второе ухо. И это тоже помогло.

Панова Мандельштам положила руку мне на затылок и погладила меня по голове. Мне это понравилось. Но она уже задумалась о чем-то своем. Она все озиралась, будто искала кого-то и тревожилась.

— А Ванда с Сергеем как? — спросил я, вспомнив, что я ведь тоже тревожился. Просто я очень обрадовался, что музыка поутихла, и сперва позабыл о своих тревогах.