Зимнее серебро - Наоми Новик (2019)

— Все хорошо, они там, внизу, — сказала Панова Мандельштам. Голос ее звучал чудно из-за воска, но я разбирал, что она говорит.

У меня, значит, все наладилось, и тревожиться стало не о чем. А она по-прежнему тревожилась. Поэтому я спросил ее:

— А что вы ищете?

Она постояла, озираясь, и обернулась ко мне:

— Надо же, я забыла. До чего глупо, верно? — Панова Мандельштам улыбалась, но не по-настоящему. Так не улыбаются. — Хочешь, пойдем вниз, поешь миндального печенья?

Я слыхом не слыхивал про такие печенья, но раз уж все терпят этот грохот, чтобы его поесть, значит, оно вкусное. Жалко только, что Панова Мандельштам не нашла, что она там забыла. И я ей ничем не пригодился.

— Ладно, — ответил я. — Попробую.

Она протянула мне руку, и я взялся за нее, и мы вместе спустились вниз. Шум стал громче, но не сильно, я боялся, что будет хуже. Почему-то чем ближе мы подходили, тем меньше музыка дробила мне зубы. Я теперь уже слышал не грохот, а саму музыку, и гости пели, только слов я из-за воска не различал. Голоса у них были счастливые. Панова Мандельштам привела меня в большую комнату: большую и полную мужчин. Я сперва перепугался, потому что многие из тех мужчин раскраснелись и громко галдели, и от них несло выпивкой. Но они были не злые. Они улыбались, и хохотали, и танцевали все вместе, держась за руки. Они вроде как водили хоровод, только у них не очень-то получалось — места не хватало, они толкались и все время налетали друг на друга, но им это даже нравилось. Я вспомнила, как мы наверху держались за руки с Вандой и Сергеем, — вот и у них, наверное, что-то похожее. Сергей тоже был в кругу, а в середине круга плясал молодой парень, и все по очереди выходили в середину и отплясывали с ним.

Мы пошли в соседнюю комнату, и там танцевали женщины. В середине круга плясала девушка в красном платье с блестящими серебряными узорами. У нее была вуаль — длинная, до самого пола. Девушка смеялась. Она была прямо писаная красавица. Панова Мандельштам отвела меня к столу возле стены. Там стояли пустые стулья, а на столе была тарелка с печеньями — такими сладкими, такими воздушными, будто кто-то запек облако. Панова Мандельштам подсунула мне эту тарелку и еще другую еду, очень много еды: толстые шматы мягкого мяса — я такого и не пробовал, а панова Мандельштам сказала, это говядина, — и жареного цыпленка, и рыбу, и картошку, и морковку, и вареники, и еще какие-то маленькие зеленые овощи, и ломтище золотистого сладкого хлеба. Я уселся на стул и как давай есть: и ел, и ел, и ел. Все вокруг были довольные, и я тоже, а панова Мандельштам нет. Она сидела рядом и все посматривала по сторонам — искала что-то только ей ведомое. Только этого чего-то тут не было. К ней подходили люди, заводили разговоры, и она ненадолго отвлекалась и забывала, что ищет что-то. Но человек уходил, она снова вспоминала и опять принималась смотреть по сторонам.

— А где Ванда? — спросил я.

— Ванда на кухне, милый, помогает носить еду, — ответила панова Мандельштам и показала мне, и я увидел Ванду. Только она-то не Ванду искала. Она глядела на невесту и старалась улыбаться, но улыбка то и дело гасла.

Тут все разом захлопали в ладоши, и в комнату вошли мужчины во главе с женихом. Все повскакивали и давай раздвигать стулья к стенам, а женщины подвинули свой хоровод, чтобы мужчины тоже поместились. Один мужчина взял пустой стул и поставил в середину мужского хоровода, и на него сел жених. Женщина взяла другой пустой стул и поставила в середину женского хоровода — на него села невеста. Мне интересно было, что случится дальше, но ничего не случилось. Все вдруг застыли как вкопанные. Потому что раздался стук в дверь.