Московское время - Валерия Вербинина (2018)

– В конце концов, – заметила практичная жена, пряча помаду и зеркало, – сыщик – это все же лучше, чем бандит…

Василий Иванович тихо застонал и отвернулся.

– Вася, – сказала Зинаида Александровна серьезно, – нельзя с ней обращаться, как с маленькой. Ее это обижает…

– Вот, вот, – мрачно промолвил Василий Иванович, – ты на ее стороне, и все против меня.

Он ушел в свой закуток, лег на кровать и демонстративно отвернулся к стене. Василий Иванович был так обижен, что даже отказался от обеда. Впрочем, через десять минут он передумал, но исключительно из уважения к усилиям Зинаиды Александровны и нежелания позволить обеду остыть – это ведь невежливо и некрасиво.

После обеда Василий Иванович был по-прежнему намерен дуться на весь свет, но нечаянно заснул, едва прилег на кровать. Зинаида Александровна накрыла его одеялом и на цыпочках удалилась.

– Говорит станция имени Коминтерна! – бодро заверещал диктор за стеной у Семиустовых. Василий Иванович всхрапнул и проснулся. В окне, как повидло, густела мгла. Некоторое время он соображал, почему лежит одетый, потом все вспомнил и поднялся. Где-то переговаривались негромкие женские голоса, и, выйдя в ту часть комнаты, которую они по-домашнему называли гостиной, Морозов увидел, как Зинаида Александровна и Нина сидят при одной настольной лампе, не зажигая верхнего света. Выражение лица дочери ему инстинктивно не понравилось.

– Что-нибудь случилось? – спросил он, разом вспомнив все свои подозрения.

Ответила жена:

– В кинотеатре встретили начальника Антона… Он там с кем-то чуть не подрался.

– Антон? – на всякий случай уточнил Василий Иванович.

– Начальник, – отозвалась дочь. – И, главное, тот, с кем он хотел подраться… я поняла, он вроде как следователь.

Василий Иванович задумался. От него явно ждали какой-то реакции, но он лишь был рад, что дочь дома, что она больше не накрашена, и еще больше рад тому, что этот неприятный день подходит к концу.

– Фильм хоть хороший был? – спросил он.

– Ничего, – ответила Нина уныло.

На самом деле фильм был неудачный, и сама идея идти в кино с человеком, который ей нравился меньше другого, оказалась неудачной, а уж о встрече с Опалиным и говорить нечего. Однако Нина сочла последнюю катастрофой вовсе не потому, что Иван стал ругаться с каким-то незнакомым Нине типом, а из-за сопровождавшей его Лизы. И хотя девушка на нем не висла и вообще вела себя независимо, Нина вся извелась от ревности.

– Что-то у нас тут темно, – проворчал Василий Иванович, зажигая полный свет. В дверь негромко постучали три раза. – Да-да!

Вошел Пряничников и извиняющимся тоном спросил, не будет ли у соседей лишней папиросы.

– Я не курю, – ответил Василий Иванович. – Вредно для музыки, для легких и вообще…

– У меня есть, – сказала Зинаида Александровна, поднимаясь с места. На ее работе курили все, и она иногда позволяла себе папиросу-другую, чтобы не отставать от окружающих, хотя сама была к табаку вполне равнодушна.

– Я тоже, собственно, бросил, – сказал парикмахер с бледным подобием улыбки, обращаясь к Морозову, – но вот… привычка… так и тянет иногда…

Все в коммуналке знали, что Пряничников действительно почти не курил, но в те дни, когда Ирина Сергеевна где-то задерживалась, парикмахера почему-то тянуло к табаку – то ли по старой памяти, то ли по каким иным причинам. Зинаида Александровна выдала ему три папиросы из голубой коробки «Путина» с корабликом и сетью, Пряничников галантно поклонился, поцеловал ей руку и ушел.

– И почему он у Ломакиных не попросит? – проворчал Василий Иванович.

– Ты же знаешь, у них снега зимой не допросишься, – отозвалась Зинаида Александровна, убирая папиросы в сумочку. – И потом, что такого? Мы ему сегодня папиросы, а он потом Нине модную прическу вне очереди… Ты же знаешь – к нему даже жены замнаркомов ходят.