Московское время - Валерия Вербинина (2018)

Глава 19. Шестой день

29 апреля в Москве на площади Свердлова открылся большой кинотеатр «Метрополь». В нем три зрительных зала: синий, зеленый и коричневый с общим количеством около 700 мест. Сеансы начинаются каждые полчаса. Зрительные залы стильно меблированы. В залах фойе хорошая вентиляция.

«Правда», 1 мая 1936 г.

Как известно, последний день шестидневки является выходным и создан исключительно на радость трудящимся. Однако 24 ноября застало Василия Ивановича Морозова отнюдь не в радужном настроении.

Осенью у него частенько болело левое колено, которое он расшиб аккурат в недоброй памяти 1917 году, когда дворники, в гнилое царское время исправно убиравшие снег и расчищавшие тротуары, стали вдруг почему-то работать спустя рукава. Обычно колено во время перемен погоды начинало ныть, наполняя сердце Василия Ивановича дурными предчувствиями. Он вспоминал о ревматизме, подагре и гангрене и страдал. Чувство юмора в такие моменты отказывало ему напрочь. Зинаида Александровна суетилась вокруг мужа с примочками и совала ему какие-то лекарства, которые он безропотно принимал. Хотя лекарства – по его словам – не помогали, колено обычно утихало – до следующей перемены погоды, и тогда все начиналось сызнова.

Двадцать четвертого ноября шел снег, но колено не болело, словно его подменили. Василий Иванович занервничал. Более того, полностью прошел и начавшийся недавно насморк, который он склонен был принимать за грипп. Василий Иванович занервничал еще сильнее. Интуиция упорно твердила ему, что чудес не бывает. Если судьба даже не считает нужным подстраивать вам мелкие пакости, это может значить только одно: она готовится подложить вам крупную свинью.

И Василий Иванович приготовился принять вызов. С утра он поругался с бабкой Акулиной – насколько вообще можно поругаться с человеком, по части сквернословия способным заткнуть за пояс не то что скромного музыканта, а целый оркестр. Силы были неравны, и Морозов потерпел сокрушительное поражение. Но предчувствие говорило ему, что все еще только начинается.

Воздух квартиры номер 51 был как будто наполнен статическим электричеством. Со дня на день ждали войны с Финляндией, и больше всего о ней толковали Ломакины, хотя у отца семейства и Степана имелись заверенные всеми печатями справки о том, что они никогда, нипочем и ни при каких условиях не подлежат призыву, а Евгений был еще слишком мал. Парикмахер Пряничников, человек осторожный, который говорил о политике крайне редко, и то не удержался и заметил: в случае чего в окопы погонят его, Василия Ивановича, Семиустова и электрика, а Ломакины смоются в глубокий тыл и пристроятся там к какому-нибудь складу или магазину.

– Как мне надоели эти разговоры о войне! – вздохнула Ирина Сергеевна, которая присутствовала тут же, на кухне, и слышала всю беседу. – Кстати, котик, мне надо обновить маникюр. Дай мне сто рублей…

Василий Иванович выпучил глаза и чуть не поперхнулся. Родионов поглядел на жену парикмахера и отвернулся, пряча улыбку.

– Я еще Наде за духи должна отдать, – важно добавила Ирина Сергеевна.

На кухню вошла растерянная Доротея Карловна. Оказалось, в комнате госпожи графини неожиданно погасла лампочка. Не будет ли Сергей Федотыч так любезен заменить ее? Доротее Карловне неловко его утруждать, но она до ужаса боится всего, что связано с электричеством. Запасная лампочка у них есть.

– Да о чем речь, идемте, – ответил Родионов, поднимаясь с места.

Через несколько минут Женя Ломакин заглянул на кухню и, ухмыляясь, сообщил: графиня у себя рыдает так, что слышно в коридоре. Когда Сергей Федотыч вернулся, все обратили внимание на его сконфуженный вид.

– Что вы с ней сделали? – напустилась на него Таня Киселева.

– Ничего, клянусь! – поспешно ответил электрик. – Я только лампочку поменял… По-моему, графиня вообще не любит незваных гостей…

– Нервы, должно быть, – важно уронил Семиустов.