Московское время - Валерия Вербинина (2018)

– Да. Лист плотной бумаги, которую художники используют для рисования.

– Лист или альбом?

– Одного листа достаточно.

– Не буду спрашивать о твоих планах, – проворчал Николай Леонтьевич. – Потом сам расскажешь… Лист тебе пришлю.

Минуты тянулись томительно медленно. Антон вернулся с обеда, сунулся в дверь, но, увидев выражение лица Опалина, счел за лучшее ретироваться. Явился посыльный от Твердовского с пачкой бумаги для рисования. Опалин выбрал один лист, а остальные вернул. Снова он был один в кабинете, и снова плелись минуты – неспешным черепашьим шагом, приводящим в отчаяние. Он курил папиросы, одну за другой, и думал. Три дела из четырех спрятал в сейф, а четвертое, об убийстве Екатерины Пыжовой, держал перед собой, положив чистый лист под верхнюю обложку.

И наконец – вот они. Звук широких шагов Юры, почти неслышная поступь Петровича и шарканье подозреваемого. Протестующий блеющий голос. Опалин затушил папиросу, открыл дело и притворился, будто изучает его. Стук.

– Да-да, войдите!

Петрович вошел первым, затем Казачинский подтолкнул бледного, растерянного гражданина в добротном пальто с бобровым воротником. Гражданин носил роговые очки, делавшие его старше, но Опалин с ходу определил, что незнакомец молод – явно моложе тридцати – и вдобавок отчаянно трусит. Макушкой он едва доставал до плеча Петровичу.

– Леонид Андреевич Орешников, – отрекомендовал его Казачинский, не скрывая усмешки. – Очень не хотел сюда идти… но пришлось.

– Старший оперуполномоченный Иван Григорьевич Опалин. Что ж, рост совпадает, – объявил Иван, скользнув взглядом по посетителю. Вынул из папки лист, принесенный от Твердовского, и начал всматриваться то в лицо Орешникова, то в несуществующий рисунок на листе. – Поверните, пожалуйста, голову, Леонид Андреевич… Нет, в другую сторону. Спасибо, вот так достаточно…

Дверь снова отворилась, на пороге возник Антон, да так и застыл, боясь хлопнуть створкой, как-то помешать и вообще обратить на себя излишнее внимание.

– Я имею право спросить, что, в конце концов, происходит? – с раздражением пропыхтел Орешников.

– Да, это вы, – загадочно уронил Опалин, пряча лист, – вне всяких сомнений. Вам не повезло, Леонид Андреевич. Есть свидетель, видевший, как вы перетаскивали труп из машины на скамейку. К несчастью для вас, этот человек оказался художником и смог не только описать вас, но и изобразить…

И тут Антон впервые в жизни увидел, как человек сдувается подобно проколотому воздушному шарику – беззвучно и практически незаметно, съеживается и превращается… даже не в тряпочку, а в форменное ничто.

– Ах, боже мой… – фальцетом простонал Орешников. – Значит, не зря мне казалось, что за мной кто-то следит…

Орешников покачнулся, но Казачинский удержал его за локоть, подвел к стулу, предназначенному для задержанных, и усадил.

– Нам придется осмотреть вашу квартиру и машину, Леонид Андреевич, – сказал Опалин, – вы дадите ключи или предпочитаете, чтобы мы ломали дверь?

– Не надо ничего ломать, – пролепетал совершенно раздавленный, жалкий человек. Он достал квартирный ключ, уронил, достал ключ от машины и уронил его тоже. – Машина номер… номер двадцать пять триста один… впрочем, вы наверняка уже знаете…

– Я выезжаю с опербригадой, – объявил Казачинский, завладев ключами.

Антон поглядел на него с возмущением, но в присутствии Опалина протестовать не осмелился. Казачинский вышел, Завалинка последовал за ним.

– Какого черта, Юра?.. – начал Антон сердито.

– Молод ты еще, экспертами командовать, – парировал Казачинский, – смотри на меня и учись. Видел, как Ваня его расколол? С ходу, как орех…

– Это да! – благоговейно подтвердил Антон. Но Юре лишь ненадолго удалось отвлечь коллегу от его обиды. – Да что там командовать-то? Спиридонов и Горюнов свое дело знают…

– Мы еще Фиалковского захватим.

– Фиалковского? Но он же только в лаборатории…