Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

– Чего не знаю, того не знаю. Он несколько дней здесь ошивался… люди видели. В лесу прятался. – Хеймерссон ткнул в одну из фотографий. – Гуннар… он да я, мы тогда подмастерьями были, но я видеть не видел Канта-то младшего, а вот Гуннар – да. Гуннар все хвалился: я, дескать, видел этого, он мне денег дал. Но Гуннар вообще не дурак был похвастать. Кто-то в конце концов все же стукнул в полицию – дескать, тот самый Нильс Кант, здесь он. Ну, те приехали, торчали здесь несколько дней. Засада вроде. Народ, конечно, психовал… да нам-то что. У нас работа есть. Работали, как всегда. А он так и не появился.

Герлоф живо представил, как юный Нильс Кант, пригибаясь и оглядываясь, пересекает двор и осторожно стучит в окошко дядиного кабинета.

– А Эрнст… ну тот, который земляк ваш. Он тоже спрашивал насчет этой фотографии? Этой, на терминале?

Хеймерссон задумался.

– Что-то такое было… Точно! Он тоже около нее остановился. Имена хотел узнать.

– Имена? Рабочих, что ли? С лесопилки?

– Ну да. Я сказал ему, кого помню. Все же забывается с годами, правда? Чего далеко ходить – я вот, к примеру, уж не помню…

– И я бы хотел… узнать имена, – прервал его Герлоф и вытащил из портфеля свою черную толстую тетрадь и шариковую ручку. – Можно?

– А почему же нельзя, ясное дело, можно. Не секрет. Вот слева, к примеру…

Оказалось, Хеймерссон помнит почти всех. Троих он не узнал, возможно, это были моряки, на лесопилке он их не видел, а может, и видел, но забыл. Остальных Герлоф записал, одного за другим. Пер Бенгтссон, Кнут Линдквист, Андерс Окергрен, Клес Фрисель, Гуннар Юханссон, Ян Экендаль, Микаель Ларссон. Знакомых среди них не было, и Герлоф никак не мог сообразить, зачем эти имена понадобились Эрнсту.

Хеймерссон, нимало не удивляясь странному поведению любителей музеев, повел их дальше. Они прошли через коридор в другую комнату. Пройдемте в другой зал, сказал их гид, но какой там зал… Комната как комната.

– А здесь наш первый компьютер. Называется «Эверест». И размером примерно такой же, – заученно пошутил Хеймерссон. – Такими они и были в то время.

Герлоф отсутствующе кивнул. Экспозиция посвящена развитию лесопильного дела. Статистические выкладки, фотографии пилорам… Действительно, ничего общего – сегодняшняя пилорама и довоенная.

– Очень интересно, спасибо, – больше десяти минут Герлоф не выдержал.

– Чего там, – попросту ответил Хеймерссон. – Всегда приятно, когда люди интересуются нашим делом.

Они вышли на территорию, и он показал на одно из стальных строений.

– Как раз получили рентгеновскую установку для контроля качества. Хотите посмотреть?

Герлоф краем глаза увидел, как Йон мотнул головой. Вид у Йона был такой, будто он с этого момента не только никогда в жизни не возьмет в руки дощечку, но даже и смотреть на нее не станет.

– Спасибо, – вежливо сказал Герлоф. – Боюсь, для нас, стариков, сложновато будет. Мы бы лучше спустились на погрузочный терминал, в гавань.

– В гавань? Ну, это вы громко сказали. Большие корабли сюда не заходят – мелко. А лайб уже давно нет, возим лесовозами.

– Все равно интересно, – бодро произнес Герлоф.

– Ну что ж… я тогда закрываю музей.

И в самом деле… то, что они увидели, гаванью назвать было трудно. Спустились к воде – не больше сотни метров. Маленький насыпной пирс почти обрушился, гранитные камни повыпадали из своих гнезд, и на их месте зияли дыры. Асфальт на подъезде даже трудно назвать асфальтом. Возможно, он им когда-то и был.

Рядом с пирсом – дощатые мостки, причал, который тоже давно нуждался в ремонте. Уж это… что у них досок, что ли, не хватает? На лесопилке-то!

У мостков одиноко качалась, жалобно поскрипывая, старая деревянная лодка, в тихой надежде, что ее все-таки не заставят переживать зимние шторма в воде.