Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

Не кто иной, как Нильс помог Алкашу приехать в Коста-Рику. Он вырвал его из алкогольного тумана, помог получить в шведском консульстве в Панаме временный паспорт, довез на поезде до Сан-Хосе, поселил в дешевой гостинице и дал денег на вино и еду. После этого осталось только дождаться Фритьофа Андерссона.

Алкаш утомил его своей благодарностью. Наконец-то, повторял он непрерывно, наконец-то я нашел друга, настоящего друга, о котором мечтал всю жизнь, друга, за которого готов в огонь и в воду.

Нильс кивал и улыбался. Когда же приедет Фритьоф… Нильс вовсе не хочет дружить с этим спившимся, пропащим человеком, чья судьба так напоминает его собственную, за исключением одного – Алкаш вовсе не хочет возвращаться домой.

Фритьоф обещал это устроить, но только если…

Напрасно страдаешь,

Едва пожелаешь,

Поедем домой, на юг…

…только если Нильс отдаст ему припрятанные камушки.

Вслух он, правда, этого не говорит. Но зачем тогда Фритьоф несколько раз заводил про них разговор? Он прекрасно знает, что произошло в альваре сразу после войны.

– А они не сказали, откуда они, эти немцы? А правда, что у них были с собой богатые трофеи? И куда они девались? Что ты с ними сделал, Нильс?

Вопрос за вопросом, но Нильс подозревает, что ответы на эти вопросы человеку, называющему себя Фритьофом Андерссоном, давно известны.

Нильс отвечает – не хочет ставить под удар все предприятие. Но о том, где именно спрятаны камушки, – ни слова. Эти камни его. Они принадлежат ему, и будут принадлежать. Он столько лет бедствовал в этих поганых тропиках, что заслужил эти деньги.

Алкаш никак не мог усидеть в их маленьком номере в Сан-Хосе, а Нильсу во что бы то ни стало надо было удержать его до приезда Фритьофа. Через три дня все темы для разговоров были исчерпаны, оставалось только пить. Они молча сидели в крошечной комнатке, уставленной пустыми бутылками, а за окном во всю мочь палило солнце.

Наконец Фритьоф появился – в темных очках, с широченной улыбкой. Алкаш с похмелья никак не мог сообразить, откуда взялся этот новый швед и что ему нужно, но принесенные Фритьофом бутылки примирили его с незваным гостем. Праздник продолжился. Фритьоф хохотал, пел с ними, но взгляд его оставался все тем же – холодным и внимательным.

На следующий день Нильс поехал поездом в Пуэрто-Лимон, вернулся к себе, заплатил хозяйке по имени мадам Мендоза за квартиру и коротко постригся, так же как Алкаш. От парикмахера пошел в свой излюбленный бар на берегу, пил вино и раскланивался с многочисленными знакомыми – за годы сидения в баре их накопилось немало. Бродил по грязным улицам, стараясь привлечь к себе внимание, – вот он идет, этот пьяный швед.

Всех благодарил, всем рассказывал – и мадам Мендозе, и барменам, и случайным собутыльникам, – собираюсь, мол, прогуляться по берегу, к северу, мимо Плайа Бонита, через пару дней вернусь – друг приезжает из Швеции.

– Hasta Pronto, – повторял он, – до скорого.

В свой последний день в Лимоне он встал рано, на рассвете. Взял с собой только кое-что из одежды, немного еды, бумажник и письмо от Веры. Все остальное оставил, как было, и даже положил немного денег в письменный стол.

Все. Прощай, Лимон.

Прошел через пустой рынок. Старые рыбаки еще только разворачивали свои лотки с навесами. Они и были единственными свидетелями начала его Исхода. Прошел мимо вокзала и дальше, на север, прочь из города, не оглядываясь.

Его ждет встреча с Фритьофом Андерссоном.

Он не бежит. Он возвращается домой.

Впервые за двадцать лет.

26

На этот раз дверь открыла не молоденькая медсестра, а пожилая седая женщина в блузке и светлых брюках. Герлоф знал ее – жена Мартина Мальма, Анн-Бритт.

– Добрый день, – поздоровался Герлоф.

Она не шелохнулась. Серьезное бледное лицо… похоже, она его не узнала.