Мертвый город - Камилла Стен (2019)

Когда Эльза добирается до конца лестницы, у нее возникает страстное желание сбежать или, по крайней мере, попытаться сделать это, – но молодой мужчина (при свете оказывается, что это Франк Сундин), крепко и больно хватает ее за плечо и, толком не глядя на нее, сразу же ведет ее куда-то. У нее кружится голова, и она плохо соображает, но изо всех сил старается не отставать от него и не упасть.

Судя по его лицу, вряд ли ей стоит ожидать сочувствия с его стороны, но Эльза все равно решает попробовать.

– Франк, тебе необязательно делать это. Если ты сейчас отпустишь меня, то сможешь сказать, что я вырвалась и убежала в лес. Ты не должен…

Он не отвечает и по-прежнему не смотрит на нее, но при этом дергает ее за руку так сильно, что, кажется, плечо вот-вот выскочит из сустава. Эльза замолкает, взвизгнув, как получившая удар ногой собака.

Она не понимает, куда идет. Они уже миновали церковь и двигаются в сторону центра. Куда же? Улицы на удивление пусты. Пока им не попался ни один человек. В окнах тоже не видно ни души; двери закрыты, несмотря на жару. Когда они проходят мимо ее дома, Эльза отворачивается.

Впереди она слышит шум, постепенно становящийся все громче, – где-то там гудит толпа. От голода и жажды у Эльзы кружится голова, горло распухло, в висках стучит кровь, и поэтому она сначала не понимает, что происходит. Только когда они начинают приближаться к площади и она уже чувствует под ногами булыжное покрытие, до нее доходит, куда исчезло все население Сильверщерна.

На площади полно народу, люди стоят на ней и между домов; при их приближении они расступаются и молчат. Эльза ищет знакомые глаза, кого-то, с чьей стороны она могла бы рассчитывать на помощь, но все они стали теперь чужими для нее. Те, кого она знала всю свою жизнь. Молодые мужчины и женщины, которых она качала на своих руках, когда те были детьми. Друзья, которых она утешала в беде и которым давала массу добрых советов. Все те, кто еще месяц, неделю, день назад дружелюбно поздоровался бы с ней на улице и спросил о том, не родила ли уже Маргарета там, в столице, и не собирается ли она приехать к ним сюда с младенцем…

Сейчас они все молча смотрят на Эльзу. Дают им пройти.

Через несколько шагов она опускает глаза и утыкает взгляд в свои ноги. Внезапно ей становится очень стыдно. Но она не знает, стыдно ли ей за себя – или за всех них; за то, что она позволяет вести себя, как собаку, – или из-за произошедшей с ними перемены.

Потом Эльза слышит знакомый звук, и из ее груди непроизвольно вырывается крик.

– Биргитта!

Посередине площади из мостовой извлекли несколько камней, а в обнажившуюся на их месте мягкую землю вбили толстый столб – березку, предварительно очищенную от веток и коры.

И к нему толстой веревкой привязали Биргитту.

Веревка охватывает ее тело на поясе и ниже и глубоко врезается в еще выпяченную вперед после родов, мягкую, нежную плоть в районе живота; Гиттан явно очень больно. Ее руки завернуты назад и связаны за столбом.

Голова висит, склонившись вперед, и Эльза не может видеть ее лицо. Однако она видит голые ноги Биргитты под свободной ночной рубашкой. С внутренней стороны они испачканы уже успевшей высохнуть кровью, которая ранее сбегала по ним вниз и образовала на земле небольшую лужицу.

– Биргитта, – снова бормочет Эльза – еле слышно, поскольку язык едва слушается ее.

Бедняжка не шевелится.

– Эльза, – слышит она мягкий голос пастора совсем рядом с собой.

До сих пор он держался среди толпы, но сейчас делает шаг вперед, в небольшое пустое пространство, возникшее вокруг Биргитты.

– Наконец-то, – говорит он.

Его лицо спокойно. Но оно пугает Эльзу более, чем чье бы то ни было.

– Что вы сотворили с ней? – хрипит она. Августовское солнце уже начало клониться к горизонту, но жара еще не спадает и по-прежнему действует угнетающе.