Светила - Элеанор Каттон (2015)

Эта добродушная пикировка Томасу Балфуру была что бальзам на душу. За последние три недели Лодербек сделался совершенно невыносим, и Балфур давным-давно устал от его капризных перепадов настроения, что колебалось между раздражением, гневом и недовольством. Всякий раз, когда надежды его терпели крах, Лодербек начинал вести себя совершенно по-детски, и гибель «Доброго пути» произвела в нем крайне неприятную перемену. Теперь он из кожи вон лез, стараясь окружить себя толпой; ему постоянно требовалось общество и внимание, он не желал оставаться один даже на краткий срок и возмущался, если такая необходимость возникала. Как публичный деятель он нимало не изменился – с трибуны он вещал энергично и убедительно, но в личном общении характер его совершенно испортился. Он выходил из себя по малейшему поводу и обращался со своими двумя преданными ассистентами откровенно уничижительно, а те списывали эти приступы дурного настроения на тяготы политической кампании и до поры не протестовали. В то воскресенье им, так и быть, дали увольнительную – по причине нехватки винтовок и нежелания Лодербека делиться своей; вместо того им предстояло дожидаться босса в кумарской церкви, размышляя по велению Лодербека о своих грехах.

Алистер Лодербек был чрезвычайно суеверен, и теперь ему казалось, будто счастье отвернулось от него в ночь его прибытия в Хокитику, когда он неожиданно обнаружил труп отшельника Кросби Уэллса. Перебирая в уме пережитые с тех пор злоключения – в частности, гибель «Доброго пути», – он озлоблялся на весь Уэстленд, как если бы этот Богом забытый округ нарочно задался целью помешать его успеху и опрокинуть его замыслы. Крушение «Доброго пути», на его взгляд, лишний раз доказывало, что для него Уэстленд – прóклятое место. (Убеждение это не так уж и противоречило здравому смыслу, как можно подумать, поскольку предательская изменчивость Хокитикской отмели объяснялась главным образом тем, что река Хокитика несла с расположенных выше по течению участков ил и гравий: они незримо забивали устье реки, и зыбкие эти намывы подчинялись лишь приливам и отливам; в сущности, «Добрый путь» встретил свой конец на отвалах тысячи участков, и потому можно утверждать, будто к кораблекрушению приложили руку все до одного жители Хокитики.)

Несколько дней спустя после гибели «Доброго пути» Томас Балфур признался Лодербеку, что грузовой контейнер с документами и личными вещами Лодербека исчез с набережной Гибсона из-за ошибки с накладной, за каковую ошибку, по-видимому, никто ответственности не несет. Лодербек воспринял это известие удрученно, но без особого интереса. Теперь, когда «Доброго пути» не стало, у него уже не было причин шантажировать Фрэнсиса Карвера: он-то всего-навсего хотел отобрать назад свой любимый корабль: купчая на судно, спрятанная в его сундуке среди прочего добра, уже не послужила бы ему козырем.

В последнее время Лодербек пристрастился к игре в кости по вечерам: азартные игры были его слабостью, которой он время от времени давал волю – всякий раз, когда испытывал стыд или злился на невезение. Естественно, он потребовал, чтобы Джок и Огастес Смиты пали жертвой того же порока, не мог же он сидеть за столом в одиночестве. Они покорно согласились, хотя ставки неизменно делали с исключительной осторожностью и рано спешили откланяться. Лодербек ставил деньги на кон с мрачной решимостью человека, для которого выигрыш значит очень много, и фишками не разбрасывался, так же как и виски; пил он медленно, чтобы растянуть вечер до рассвета.

– Вы ж назад не собирались сегодня вечером, я надеюсь? – спрашивал он в этот самый момент Балфура с особым упором, намекающим на сожаление.

– Собирался, – возразил Балфур. – То есть собираюсь. Надеюсь быть в Хокитике к вечернему чаю.

– Задержитесь на денек, – уговаривал Лодербек. – Вечером заглянем в «Гернси» на партию в крэпс. Ехать назад одному смысла нет. Мне-то утром ленточку резать, но я вернусь в Хокитику к полудню. К полудню, никак не позже.