Кукушка - Натали Дэниелс (2020)

Скрипуха не привыкла, чтобы на нее обращали внимание важные гости. Шаркает обратно и делает жалкую попытку открыть окно, прекрасно зная, что шансов никаких. Бурчит что-то банальное, вроде того, что спросит в регистратуре. Не спросит. Ленивая корова.

Доктор Робинсон сдержанно улыбается, подходит к столику и снимает жакет. Я с удовольствием отмечаю, что свитер надет не только шиворот-навыворот, но и задом наперед. Отоваривается в «Агнес Б.».

– Только сегодня утром сообразила, что у нас сессия… Как пахнет! – вяло машет рукой у лица. – Невыносимо!

Подходит к окну и сама пытается открыть. Движения нетерпеливые. Что-то с ней сегодня не так. Вздыхает, заглаживает назад волосы, осторожно пересекает комнату и садится на обычное место. Ставит сумку на пол, и я улавливаю запашок. Все сразу становится на места. Пахнет гораздо сильнее краски. Прекрасно знаю этот запах. Странность в том, что сам на себе человек его не чувствует.

Она поднимает глаза, смущается моего взгляда и наклоняется к сумке. Отправляет в рот очередной леденец, двойная мята. Не поможет! Выпивкой разит за милю, кожа буквально источает спиртные пары. Мне, в общем, нравится этот сладковатый тошнотворный запах – напоминает вишневые леденцы моего детства. Карл пахнет ими всякий раз, как возвращается с попойки. Пьяненький он безобидный; бестолковый и скучный, но безобидный. Интересно, какова в пьяном виде доктор Робинсон? Спорим, такая слегка сумасшедшая…

– Констанс, – произносит она, изо всех сил создавая видимость рабочей обстановки, – я хочу поговорить о ваших волосах. Когда вы заметили, что они выпадают?

Очень бледная. Пожалуй, ее сейчас вырвет.

– Доктор Р…

Я никогда не называла ее так в глаза, но я отпетая оппортунистка и хватаюсь за любые возможности.

– Кажется, я что-то не то съела, – говорит она, и на верхней губе проступают бисеринки пота.

– Да, – говорю я, – или выпили лишнее ведерко.

Простое упоминание – и прорвало. Она зажимает рукой рот. Доктор Робинсон, судебный психиатр, будет блевать в комнате психа. Удивительно! Точно радушная хозяйка, указываю на роскошный серебристый противосамоубийственный унитаз. Она встает. Даже в критическую минуту не торопится и потому не успевает пересечь комнату; рвота капает сквозь пальцы на линолеум. Бедная доктор Р., стоит на коленях, хватаясь за обод унитаза в палате чокнутой, и блюет, как алкашка. Собственно, алкашка и есть. Сейчас она мне нравится, как никогда.

Захожу следом в туалет и кладу руку ей на спину. Она всхлипывает. До чего приятно коснуться человека… У нее широкая и сильная спина. Другой рукой убираю ей волосы. В самом деле очень мягкие. Мне хорошо. Я по природе своей люблю заботиться. Я снова мать. Она ненадолго смолкает, и ее опять выворачивает. Когда наступает следующий перерыв, смываю воду и вытираю ей рот, отмечая про себя иронию происходящего.

Она медленно выпрямляется, сидя на коленях, и встряхивает головой.

– Простите, Констанс! Этому нет оправдания.

Умирает от смущения. И совершенно напрасно! Плохое поведение – мой дом родной.

– Я думала, у нас сессия только в пятницу. Утром позвонили…

– Ш-ш-ш… Неважно. Еще тошнит?

Неуверенно качает головой.

Оставляю ее пока в туалете и наливаю воды из пластмассового кувшина. Она полощет рот и сплевывает в унитаз. Пробует встать.

– Вам надо помыть руки.

Поднимаю ее, кроткую, как ягненка. Она моет руки в говняной раковине и плещет воду на лицо. Я веду ее к кровати и говорю прилечь.

– Нет… – бормочет она. – Простите, это ужасно. Простите…

– Надеюсь, вечер того стоил.

Позволяет уложить себя на покрывало.

– Лучше я пойду… – сгорая от стыда, пытается сесть.

Опять укладываю и уговариваю:

– Всего на минутку, пока я тут приберусь.