Кукушка - Натали Дэниелс (2020)

Эмма постучала. Внутри темно и тихо. Она отступила посмотреть, нет ли признаков жизни наверху. Капли дождя покалывали кожу и ложились крапинками на светло-серый жакет. Если никого нет дома, она оставит записку. Возьмет лист бумаги из их коробки для макулатуры, которая раздулась от линованных страниц, исписанных чернильной ручкой. «Из точки единения выходит все та же личность…» Эмма снова постучала и вгляделась сквозь стекло. Уже собралась уходить, как вдруг заметила медленно приближающуюся фигуру. Отступила. После долгой возни с замками дверь отворилась. На нее смотрел старик. По глазам, темным и огненным, и желтовато-смуглой коже она поняла, что это отец Конни. Он недоуменно поморгал.

– Здравствуйте! Простите за беспокойство, я звонила несколько раз…

– Здравствуйте.

Из дома веяло плесенью и сливными трубами.

– Я – доктор Робинсон.

– Плохие новости? – испугался он.

– Нет. Я из «Тэтчвелл», работаю с Констанс.

При упоминании имени дочери старик помрачнел.

– Проходите, – пригласил он, открывая дверь шире.

В доме было сумрачно, на стенах теснились картины и гравюры, пол был уставлен стопками книг в сумках из супермаркета. Отец Конни неуклюже шаркал по коридору, оставляя после себя слабый запах мочи. Эмма гадала, есть ли у него помощник или он заботится о жене в одиночку; надо позвонить в соцслужбы и выяснить, что здесь происходит.

– Ваша жена дома? – спросила она, но он нагнулся, чтобы подвинуть тяжелый металлический дверной упор, уронил его, и звук удара заглушил вопрос.

Эмма подняла голову и вгляделась в темноту лестницы. Занавески задернуты, в доме – тишина, каждый дюйм зеленого ковра вытерт до дыр. Внимание привлекла картина: Конни с братом, еще подростки, валяются с книгами на диване.

– Ваш сын Дэвид живет в Австралии?

– Верно, – отозвался мистер де Кадене, застывая, крайне удивленный, что ей это известно.

– Больше дома никого нет? – спросила Эмма, когда повернули налево в гостиную, где из черных мешков для мусора торчала одежда.

Разбирают вещи. Каждый дюйм стен занимали картины и гравюры, а каждый клочок пола был заставлен мешками и книгами. Книги высились башнями на ковре, диване и креслах. Ближайшую стопку венчали «Жизнь Марии Медичи», «Письма Марсилио Фичино», том V, и «Рамзес».

– Господи, да у вас генеральная уборка!

– Наводим порядок… – ответил старик, растерянно оглядываясь.

Зазвонил телефон. Он, видимо, не услышал. Или не придал значения. Ее собственные звонки, судя по всему, точно так же растворились в эфире.

– Вы за книгами?

– Нет. Я пришла поговорить о Конни… Я судебный психиатр.

– Ну конечно… Извините.

Комнату покрывал толстый слой пыли. Картины висели на стенах криво, открывая глазу темные невыцветшие квадраты стены. Эмма проследила глазами вереницу крошек на ковре, которая привела к креслу и недоеденному лимонному кексу в магазинной коробке. Слабо мерцал электрокамин, но в комнате было холодно, и синюшные руки мистера де Кадене дрожали.

Он направился в другой конец комнаты. Эмма заметила пятна на кофте, как будто его обстреливали едой. Вспомнила Конни с братом и их детскую забаву – заставить отца угадать, что на нем надето. Шел отец Конни с трудом. Опустив глаза, она поняла почему: туфли не на ту ногу. Надо обязательно позвонить в соцслужбу.

– Если хотите, могу отвезти какие-нибудь сумки в благотворительный магазин, – предложила Эмма. – И давайте-ка уберу эти тарелки и чашки на кухню.

Старик удивленно замер.

– Большое спасибо!

Она собрала разбросанные чашки, на дне которых засохла плесень. Соскребла остатки лимонного кекса и нашла среди книг еще пару тарелок.

– Замечательные у вас картины!

Он остановился и оглядел комнату, как будто только сию секунду их заметил.

– Да, мы всегда любили искусство. Я – меньше, но я рад, когда другие ему радуются…