Кукушка - Натали Дэниелс (2020)

В ту ночь Эмма лежала в кровати с книгой «Отель „У озера“». Она ужасно устала. Четырнадцатичасовой рабочий день: после Конни совещание – в самое ближайшее время от нее ждут заключения по делу Мортенсен, – потом ненадолго в суд по поводу процесса, который тянулся много месяцев, плюс целый ворох бумажек. Ее глаза в сотый раз пробегали одно и то же предложение и наконец закрылись. Читала она ужасающе медленно – меньше страницы в день, но книга помогала отключиться от неизгладимо реального сюжета: что привело любящую мать к точке надлома. В дреме ее сознание пустилось в свободное плавание. Закат на мосту Ватерлоо, поцелуй, настоящий поцелуй, белые трусики…

Она опустила книгу на грудь, смутно слыша, как Сай возится за дверью. У нее не было сил об этом думать, однако что-то между ними не так; они отдалились, и, что еще хуже, обоим все равно. Если он не работал, то играл в сквош или пропадал на репетициях. Она едва появлялась дома – работа требовала, как никогда, много внимания. Надо что-то делать вместе. Она обязательно что-нибудь придумает. Сходят в кино или театр. Что там Конни говорила про искусство?.. Эмма не вспомнила. Спустили унитаз. В мозгу жужжало легкое раздражение – она мысленно следила за передвижениями Сая в ванной и думала о неизбежных последствиях. Утром придется убрать мокрый коврик, криво кинутый на полу, и скомканное полотенце на перекладине, смыть с зеркала крошечные брызги от его электрической зубной щетки, сполоснуть раковину, вытереть капельки мочи на сиденье унитаза – мелкие каждодневные мужские следы. После стольких лет эта ерунда начинала сознательно ее беспокоить. Эмма всегда считала, что проблема в педантичном стремлении к чистоте и что с ней, наверное, ужасно трудно жить. Неужели Конни пробудила ее и заставила протестовать? Не открывая глаз, она нашарила выключатель и погасила свет.

Проснулась от руки, тихонько легшей на бедро. В комнате было темно, пощелкивали батареи. Прохладные пальцы Сая почти незаметно двигались, что могло означать только одно. Эмма устало подумала про имеющиеся опции: притвориться спящей, что, собственно, даже не притворство, поскольку она толком не проснулась, или едва различимо отреагировать и разрешить заняться с собой любовью, – может быть, даже глаза открывать не придется. Нужно выбрать второе: недели пролетели незаметно, она ему задолжала. И вдруг в этих туманных сумерках, где теряются всякие очертания, в состоянии между бодрствованием и сном, выступил из теней третий вариант: она подумала о гладких и длинных, как у художника, пальцах на руле велосипеда, о том, как он стоял на дорожке у реки в костюме из лайкры и, как много лет назад, на нее смотрел; вспомнила вечеринку, когда их ноги прижимались друг к другу на диване – она ясно видела этот диван, обитый плотным коричневым вельветом, – конечно, он знал, что их колени соприкасались. Когда она собралась уходить, пошел за ней в прихожую, и если бы она не была такой трусихой, то дала бы понять, что ждет поцелуя. Вместо этого она удрала.

А если представить, что не удрала и он ее поцеловал, осторожно коснувшись ее губ своими полными губами? Что, если бы она передумала и осталась? Они вернулись бы на диван и еще выпили, касаясь друг друга ногами, а потом вырубились на мягком вельвете посреди раскинувшихся по всей комнате подростковых тел. Она могла проснуться в ту ночь от того, что Даги положил руку ей на бедро, вот как сейчас; это его пальцы поглаживают ей кожу, пробуждают каждое нервное окончание, вызывают резкую пульсацию между ног…