Через пять лет - Ребекка Серл (2022)

Надо же, как все перевернулось. Встало с ног на голову. Раньше я и подумать не могла, что буду рыдать в ее объятиях. Раньше роль утешителя отводилась мне, и Белла обливалась слезами у меня на плече, оплакивая разрыв с очередным парнем или ссору с родителями. Я считала, что защищать Беллу – моя прямая обязанность. Кому, как не мне, полагала я, ограждать ее, взбалмошную, легкомысленную и безответственную, от всех тягот жизни? Кому, как не мне, сильной духом, уравновешивать слабости ее прихотливой натуры? Но я обманулась: сильной была вовсе не я, а Белла. Потому что только сильный не боится рисковать, преступать границы, жить по велению сердца, а не разума и пить чашу страданий до дна. Но как же это невообразимо тяжело. Такое чувство, будто в моей душе бушует смертоносный ураган. Боюсь, я этого не переживу.

– Переживешь, – шепчет Белла. – Уже пережила.

И я понимаю, что говорю вслух. Время идет, а мы так и сидим на диване: я, свернувшись калачиком у нее на коленях, и она – склонившись надо мной. Мы боимся шелохнуться, боимся спугнуть это прекрасное мгновение, то самое мгновение, которое так и хочется поймать, запечатлеть, сохранить и продлить на веки вечные, на всю оставшуюся жизнь.

Любовь плевать хотела на будущее.

И на краткий миг мы действительно забываем о том, что нас ждет впереди.

Глава тридцать шестая

В первых числах декабря я переезжаю к Белле и поселяюсь в гостевой, где на стенах до сих пор сохранились нарисованные Беллой облачка. Аарон помогает мне перетащить вещи. Дэвида нет. Запаковав последнюю коробку, я оставляю на столе послание. Он может выкупить мою долю или же мы можем продать квартиру – решать ему.

«Прости», – пишу я.

Я не жду, что он мне ответит, но через три дня получаю от него письмо с парочкой дельных предложений и припиской: «Пожалуйста, держи меня в курсе, как обстоят дела с Беллой. Дэвид».

Так, в одночасье, все летит в тартарары – и годы нашей жизни, и совместные планы. Теперь мы с Дэвидом лишь незнакомцы. Разве могла я предвидеть, что мы станем чужаками?

Клиника. Работа. Дом.

Мы с Беллой, усевшись на ее постели, безостановочно, словно попкорн, поглощаем романтические комедии начала нулевых. Беллу тошнит. Иногда она так слаба, что не в состоянии повернуть голову. У нее совсем пропал аппетит. Снова и снова я до краев заполняю миски мороженым. Но оно тает, и я выливаю молочную жижу в унитаз.

– Гангренозные язвы, открытые раны, вкус желчи, – бормочет Белла, закутавшись в одеяло. Ее знобит.

– Нет, – отвечаю я.

– Лекарства, льющиеся в мои вены. Вены, что пылают огнем. Боль, поднимающаяся вверх, по позвоночнику, вгрызающаяся в кости, перемалывающая их.

– Нет и нет.

– Вкус блевотины во рту, чувство, будто с меня живьем сдирают кожу. Невозможность дышать.

– Стоп.

– Так и знала, что ты сломаешься на дыхании, – торжествует Белла.

Я склоняюсь над ней. Обещаю:

– Я тебя не оставлю.

Она вскидывает на меня глаза: испуганные, запавшие. Шепчет:

– Не знаю, как долго я еще продержусь.

– Ты продержишься, Белла. Ты выдержишь.

– Я просто теряю время. Время, которого у меня и без того мало.

Я думаю о ней. О ее жизни. О том, как она бросала учебу. Как срывалась в Европу по первой прихоти. Как влюблялась, разочаровывалась и снова влюблялась. Как не заканчивала начатое.

Может, она догадывалась. Догадывалась, что нельзя тратить время на бессмысленное прозябание: аккуратно выстраивать свое будущее, тщательно соизмерять каждый предстоящий шаг, прозябать на нелюбимой работе, заниматься тем, к чему не лежит душа. Возможно, она знала, что линия ее жизни оборвется ровно посередине.

– Ничего подобного, – яростно возражаю я. – Времени у тебя навалом. Ты ничего не теряешь.

На следующую ночь Аарон спит рядом с ней, а мы со Сведкой неслышно кружим по квартире в вальсе молчаливой дружеской поддержки.

* * *