Простая правда - Джоди Пиколт (2019)

– Это тоже сложный вопрос. Она очень сдержанно говорит о сексе, поэтому трудно понять, объясняется это ее религиозным воспитанием или самим фактом изнасилования. Даже секс по согласию с кем-то не из амишей мог поставить преграду в сознании Кэти. Ты слышала, как она боится быть отлученной от Церкви. Если у нее возникли любовные отношения с чужаком, она может распрощаться со своей жизнью в общине амишей.

Я пробыла здесь достаточно долго, чтобы понять, что это не совсем верно. Человека всегда могли принять обратно – надо было просто признать свои грехи.

– По сути дела, она может исповедаться и вернуться в Церковь.

– К несчастью, прощение со стороны других людей не означает, что она забудет. Она будет носить это в себе до конца дней. – Куп повернулся ко мне. – Если принять во внимание ее воспитание, не удивительно, что ее рассудок постоянно нацелен на блокирование произошедшего.

Я откинулась на спину рядом с ним:

– Она говорит мне, что не убивала ребенка. Говорит, что не рожала ребенка. Но есть доказательство обратного…

– И если она солгала один раз, – закончил за меня Куп, – то, вероятно, солгала и в другой. Однако ложь предполагает осмысленное понимание. Если она находилась в состоянии диссоциации, ее нельзя винить за незнание правды.

Опершись на локоть, я грустно улыбнулась:

– Но можно ли ее винить за совершение убийства?

– Это, – ответил Куп, – зависит от коллегии присяжных. – Он потянул меня за руку, и мы сели. – Мне бы хотелось продолжить беседу с ней. Вспомнить с ней вечер перед рождением.

– О-о, необязательно это делать. То есть ужасно мило с твоей стороны, но наверняка у тебя есть более важные дела.

– Я сказал, что помогу тебе, Эл, и пока я еще не сделал ничего значительного. Я буду приезжать по вечерам после работы в офисе и разговаривать с ней.

– А тем временем твоя жена будет в одиночестве сидеть за ужином. Не ты ли говорил мне, что психиатры не в состоянии наладить собственную личную жизнь?

– Ага, – кивнул Куп. – Вероятно, по этой причине я и развелся около года назад.

Я повернулась к нему с пересохшими губами:

– Правда? – Он опустил взгляд на свои ботинки, на бегущий ручей, и я удивилась, почему было так легко разговаривать о Кэти и так трудно о нас. – Куп, мне жаль…

Протянув руку к коре дерева, он выковырял оттуда крошечного светлячка, который сразу плотно свернулся на его ладони.

– Все мы совершаем ошибки, – мягко произнес Куп.

Он взял меня за руку и приблизил к своей, глядя, как червячок задвигался, наводя между нами яркий мостик.

У меня ушло полчаса на уговоры. Я пыталась убедить Сару в том, что, оставив Кэти утром на ее попечении, я не нарушу никаких правил и что к ним вряд ли заявится какой-нибудь член суда и обнаружит мое отсутствие.

– Послушайте, – сказала я под конец, – если вы хотите, чтобы я собрала материалы для защиты Кэти, мне нужна оперативность.

– Но сюда приезжает доктор Купер, – возразила Сара.

– Доктор Купер не обязан привозить с собой лабораторное оборудование стоимостью полмиллиона долларов, – объяснила я.

По сути дела, приложив столько усилий, чтобы выговорить себе двухчасовую встречу с доктором Оуэном Зиглером, я была слегка разочарована, осознав, что не имею особого желания попасть в лабораторию неонатальной патологии медицинского центра Пенсильванского университета. Меня не отпускали мысли о больных младенцах, мертвых младенцах, младенцах, рожденных женщинами старше сорока и находящихся в группе риска. И я мечтала лишь поскорей удрать на ферму Фишеров.

У Оуэна, с которым я как-то работала, было лицо, напоминающее китайский лунный пирожок, сверкающая лысиной голова и круглое брюшко, упирающееся ему в колени, когда он взгромождался на один из высоких табуретов перед микроскопами.